За полчаса до начала"нацбеста" у дверей ресторанчика при "Астории" стояли только люди из охраны Лимонова. На них была черная одежда и хмурые лица. В своих полухипстерских очках и сумкой, которую все считают женской (а вот хуй, она мужская, я ее в Zara Man покупал, man, понимаете) я чувствовал себя не очень уютно. Куда-то мимо прошел поэт Всеволод Емелин (у поэта было довольное и приятное лицо) и литературный обозреватель газеты "Завтра" Бондаренко. Мне было скучно и хотелось фуршета, а также приключений. В открывшиеся двери я вломился одним из первых, подтвердив, что да, это я, Александров И. М. выпускающий редактор глянцевого приложения "Смыслы" к газете "Заветы Ильича".
Я подошел к импровизированной барной стойке. Мужчина в черном костюме натянуто улыбнулся. На всякий случай, вдруг я писатель. У меня была похожая проблема - из 6 книжек в шорт-листе я читал только "людей в голом", а половину номинантов вообще не знал. Пришлось выпить бокал шампанского. Я плохо себя чувствую в помещениях с большим количеством народа, особенно той его части, претендующий на богемность. В зал ввалилась стайка модных телочек. У телочек были открытые платья и хорошие задницы. На хрена с такими задницами литература, непонятно. Я выпил второй бокал шампанского.
- Принести вам бокальчик? - Я пытаюсь поухаживать за литературной обозревательницей журнала "Собака" Надей.
- У меня еще есть, - Надежда кивает на дно бокала.
- И у меня. - Грустно отвечаю я.
У меня еще половина. Вливаю ее в себя залпом и иду к уже полюбившемуся мне мужчине в черном за стойкой. Мужчина перестал улыбаться даже натянуто. Наверное, убедился, что я не писатель. Хотя почему? Я ни знаю ни одного стоящего писателя-трезвенника.
Вижу Лимонова, писатель что-то говорит про политику и 31 статью. Подойти к любимому автору и подергать за усы нет никаких шансов - Лимонов облеплен черным облаком охранников, зыркающих по сторонам. Вдруг я решу кинуть в вождя бумажной бомбочкой, заправленной шоколадным соусом "Хайнц"? Разочарованный таким подозрительным ко мне отношением, выпиваю еще бокал. Мозг, после драмы двухмесячной давности пережил сострясение, и я кормил его преимущественно ноотропилом, а тут бутылка шампанского за полчаса.
Я подслушиваю разговоры окружающих. Вот девушка-нацболка что-то объясняет соратнику (или наоборот, оппоненту):
- чтобы быть нацболом, мало читать "лимонку". Надо еще регулярно получать пизды.
Вот оно в чем дело, думаю я. Может, меня по ошибке внесли в НБ-списки, надо попросить вычеркнуть. Хотя бы до конца текущего года.
К моменту, когда начинается церемония, я уже изрядно пьян. Я уселся за столик к Захару Прилепину, перед табличкой "Василий Авченко". Роман вышеуказанного автора "Правый руль" выдвинул на премию как раз Прилепин.
- А что, любую понравившуюся книжку можно выдвинуть? Все же тогда только своих друзей продвигать начнут.
Прилепин ответил, что у него сто друзей, которые пишут книги, так что это не суть, сказал, что "Русскую жизнь" мы еще увидим в продаже, и согласился дать мне интервью.
- Только я уезжаю в 5:20, - предупредил писатель и стряхнул сигаретный пепел в пустой стакан.
До 5:20 успеем! - Уверенно кивнул я. Кто ж знал, что в 5:20 следующего дня я только дойду до ванной чтобы умыть рожу. За мной мялся скромный Василий Авченко, чье место я занял. Сидеть мне было негде, я прислонился к стеночке и глядел.
Артемий Кивович Троицкий пытался в ненавязчивой форме поведать зрителю, о чем каждое произведение. Лектор из Троицкого не то чтобы заебатый. В жюри я знаю только Константинова, Германику и критика Топорова, извинившегося за то что ".. я понимаю, насколько комично выгляжу в качестве замены космонавту". Почему не смог приехать космонавт, я не понял. Топоров мне понравился. Он был невысокий, пухлый и с обильный бородой. "Как гном", подумал я. Подумал, впрочем, ласково.
Примерно на третьей книжке нестерпимо захотелось отлить. Протискиваться пришлось между лимонвской охраной и стаей блондинок. Блондинки презрительно зашипели. Пока я делал туалетные дела и догонялся (а догонялся я не хухры-мухры, основательно), официозная часть мероприятия подошла к концу.
- Эдуард Кочергин, "Крещенные крестом".
Зал захлопал. Эдуард Кочергин сказал обязательные и правильные слова, получил в руки огромный букет. Странно это все-таки. Я например тоже люблю, когда девушки дарят мне цветы (ромашки там) но это все-таки на любителя. Лучше бы деньги сразу давали. А то некоторым шорт-листерам прошлых лет, говорят, так и не забашляли. А может, это организаторы других премий клевещут.
Народ жадно и толкаясь хлынул в фуршетный зал. С едой на этом нацбесте дела обстояли неважнецки. Салатики. Рыбка. Пирожные, и все.
Андрей Аствацатуров сосредоточнно наклыдвал в тарелку кусочки мяса. Я тоже становлюсь очень серьезен, когда дело доходит до еды. Кто-то попросил Андрея положить мяса и ему на тарелку "я не дотягиваюсь". Я тоже попросил. Мне, человеку, находящемуся в перманентно тяжелых отношениях с системой высшего образования, льстило получить кусок пищи из рук кандидата наук (или он уже доктор? Нет, слишком молодой для доктора, и не может доктор наук носить панковские клетчатые штаны).
Я подошел к лидеру питерского НБП Дмитриеву.
- Андрей, здравствуйте, я писал для апн-спб. (сайт который редактирует Дмитриев).
- Туда писали все, кому не лень, - сообщил мне Дмитриев и отошел. Я выпивал третий бокал красного вина поверх овердозы шампанского и чувствовал, что начинаю пошатываться. Вижу, как Смоляк подходит к столу Садулаева.
- С пидорами не пьем, - грозно встречает Павла-Арсения автор романа "Я-чеченец". Я хохочу и натыкаюсь на критика Топорова.
- Извините, - говорит критик Топоров.
- Ничего, - я улыбаюсь.
И заплетающимся языком говорю, что для меня честь столкнуться со столь одаренным и знаковым человеком литературного мира. Потом я поздравляю с победой Артемия Троицкого (с какой победой? Он же книжки не пишет. Что он вообще делает, кстати?), пытаюсь пристать к какой-то милой гламурке в корсете, но появляется то ли гламуркин папа, толи папик, на 50 лет старше меня и ее. Я виновато улыбаюсь и отхожу. Передо мной стоит Набутов.
- Кирилл, вам не стыдно за работу в проекте "За стеклом".
- Я не Кирилл, я Виктор, - улыбается Набутов.
- Простите. Постоянно вас путаю.
Пользуясь случаем, автор этого блога выражает Виктору Набутову благодарность за то, что он, будучи примерно с трех И. Александровых, благодушно не стал тыкать мне пальцем в лоб. К тому моменту от столкновения с чьим-либо пальцем я мог упасть и разбиться.
Становится окончательно скучно и я выхожу в фойе. На диванчике, поглаживая китайскую хохлатую собаку Моню, сидит кумир молодежи Валерия Гай-Германика.
- Здравствуйте, Лера. А какой породы ваш пес?
- Доберман. - отвечает Германика и смотрит в сторону. Кажется, она врет. Я видел доберманов в клипе Глюкозы, и еще где-то, они гораздо свирепей.
- Лера, а правда вы хотите сделать экранизхацию "Это я, Эдичка?".
- Отстаньте от меня.
- А почему вы не возьмете меня на какую-нибудь роль? Я могу играть пушера, или бездарного художника, и дворецкого-убийцу. Или в "Это я, Эдичке" не было дворецкого убийцы?
Кумир молодежи кладет голову себе на острую коленку и вздыхает.
Дальнейшие события вечера я помню смутно. Помню, что где-то в районе адмиралтейства я окончательно превратился в свинью и стал критиковать представителей нетрадиционной сексуальной ориентации и, кажется, национальных меньшинств, но я этого не помню и опровергаю (про нац. меньшинств, свою гомофобию я не отрицаю).
Потом мы с Дашей 5 часов бегали друг за другом по Васильевскому острову (зачем мы туда поперлись, как раз перед разводом мостов), и Даша сегодня сказала, что мы собирались прыгнуть в Неву, но не прыгнули. Почему, хотелось бы это знать.
Из сообщения в социальной сети "твиттер" от 4:56 утра "Я в говно блядь, сраные литературские посиделки", следует, что примерно в это время я оказался дома (у себя, ура).
Вот теперь проснулся, пью рассол и рассматриваю в молескине надпись "Илье от Леры", и слово "Германика" крупными квадратными буквами на две страницы. То ли я совсем допился и брал вчера автографы (почему в караоке тогда не поехал, все к тому шло), то ли я все-таки подписал вчера контракт на исполнение роли дворецкого-убийцы.
Автор напоминает, что любит всех упомянутых в этом скучном посте людей.
Илья Александров