Фашизм – это не только избиения людей исключительно за их цвет кожи или разрез глаз и призывы к расправе над «инородцами».

Фашизм – это не только свастика, «Майн Кампф», «Зиг хайль», коричневые рубашки и черные мундиры с молниями.

Фашизм – это не только людоедские газеты и журналы, воинствующая ксенофобия и шовинизм.

Фашизм – это каратели в черных и пятнистых мундирах, храбро избивающие безоружных граждан собственной страны, посмевших «выйти на площадь в свой назначенный час».

Фашизм – это когда граждане, идущие на мирный митинг, вынуждены запасаться памятками о том, как вести себя при попытках их задержать.

Фашизм – это когда руководители милиции уверяют общественность, что граждане, в том числе старики и женщины, - первые напали на закованных в бронежилеты и каски омоновцев.

Фашизм – это когда проправительственные СМИ нагло врут о происходящем, и объявляют участников протестных акций в том, что они выходят на улицы, отрабатывая «очередной долларовый грант из тех, кто готов раскошелиться на новую российскую смуту».

Фашизм – это когда «диалог с оппозицией» власть ведет при помощи полицейских дубинок, автозаков и судов, штампующих написанные в милиции обвинения.

Фашизм – это когда митинг протеста превращается в один большой «обезьянник», окруженный со всех сторон шеренгами ОМОНа, а над головой кружит полицейский вертолет.

Фашизм – это когда милиция, чьей единственной обязанностью является защита граждан, сама превращается для них в источник повышенной опасности.

Фашизм – это когда с парламентской трибуны призывают как можно более жестоко карать оппозиционеров.

Фашизм – это когда под «экстремизмом» понимается любая попытка граждан выразить протест против действий власти, которая как раз и является главным экстремистом в стране…

К чему такое длинное вступление? Да, конечно же, к воскресным событиям в Питере (а до того – к субботним событиям в Москве).

То, что мы увидели там, – ЭТО И ЕСТЬ ФАШИЗМ. Да, без коричневых рубашек и свастик, но – фашизм. И фашисты были не на митинге – они были совсем с другой стороны баррикады.

Абсолютно мирный митинг, на котором даже те, от кого нередко слышны куда более радикальные речи, выступали предельно корректно, закончился нападением карателей на расходившихся по домам граждан. Пятеро – в больнице, сотни – задержаны по абсурдным «основаниям»: один, якобы, организовывал «несанкционированное шествие» (находясь в километре от него), другой организовывал митинг «с участием запрещенной организации» (которая в числе организаторов вообще не значилась), третий распространял газету, призывающую придти на, заметим, официально согласованный митинг и так далее.

Понятно, что в судах подавляющее большинство обвинений развалится немедленно, но цель (в понимании властей) достигнута: оппозиционеры прошли через очередной «конвейер унижений», полиция вдоволь «оттянулась», применяя свои наработанные на тренировках навыки на безоружном «противнике», а городская администрация теперь может смело рапортовать, что не зря требовала наводнить Петербург отрядами ОМОНа. Да и ГУВД может привычно врать, что на «Марш»-де вышло 500 человек, из которых 120 человек они задержали. Мы хорошо помним, как милиция врала про, якобы, «800 человек», вышедших на марш 3 марта, из которых, к тому же, 300 человек были «случайные прохожие». Как могли «800 человек» заполнить Невский от площади Восстания до Аничкова моста – загадка…

«В день Конституции мы вспоминаем, что у нас есть демократические права и свободы, а также благоразумие, чтобы ими не пользоваться». Полтора столетия назад это написал Марк Твен. Но все чаще и чаще это вспоминается сегодня, когда, кажется, единственное право, которое реализуется беспрепятственно – это право карателей безнаказанно избивать тех, кто смеет протестовать против действий власти.

Двадцать лет назад, когда в Петербурге (тогда еще Ленинграде) начиналась «демократическая эпоха», тоже были митинги. Но их участников не встречали, как сегодня, шеренги карателей, водометы и полицейские дубинки. И сами митинги, как правило, не решались запрещать, не говоря уже о том, чтобы избивать их участников и потом сутками держать их в «обезьянниках».

Тогда, между прочим, в стране и в городе безраздельно правила Коммунистическая партия, у которой все было «под контролем». Но даже она тогда не решалась вести себя с гражданами так, как сегодня ведут себя градоначальники и градоначальницы, на словах заявляющие о стремлении к «европейским стандартам».

Да сотой доли тех бесчинств, которые 15 апреля творили якобы «правоохранительные» органы, в любом европейском городе хватило бы для немедленной и позорной отставки городских властей! Нет, чтобы в этом соблюдать «европейские стандарты» или хотя бы те стандарты, которые закреплены в ратифицированных Россией международных конвенциях…

Без сомнения: репортажи и съемки с воскресного «Марша несогласных», как и материалы с марша 3 марта, быстро разойдутся по свету, и питерская «либеральная императрица» (а на самом деле, - не могу не согласиться с Максимом Резником, - «вздорная баба в дорогих шмотках») вновь опозорится на всю Европу и Америку. Но власть закусила удила: маниакальное стремление «держать и не пущать», во что бы то ни стало подавить общественный протест, реализуется, невзирая на репутационные потери за границей. Да и что нам заграница: внутри страны президент только похвалит за «слаженные действия правоохранительных органов» и порадуется вместе с губернатором тому, что гадкие и мерзкие оппозиционеры в очередной раз получили по заслугам. Мол, в следующий раз задумаются, стоит ли выходить на площадь…

Но выходить стоит. Преодолевая страх, переступая через заботу о личной безопасности и не опуская глаз перед карателями, прячущими лица за пластиковыми забралами. И каждый раз, когда власть будет разгонять и давить, нарушая даже те законы и правила, которые сама установила, число несогласных будет расти. Число тех, кто «смеет выйти на площадь в свой назначенный час».

Двухтысячный митинг 15 апреля в Питере замер, слушая, как народный артист Алексей Девотченко читал эти стихи Александра Галича. Наверное, давно у него не было такой благодарной аудитории…