 |
|
| ГЛАВНАЯ |  |
НОВОСТИ | |
ПУБЛИКАЦИИ | |
МНЕНИЯ | |
АВТОРЫ | |
ТЕМЫ |
| Пятница, 22 ноября 2024 | » Расширенный поиск |
 К юбилею Лимонова: записки адвоката Беляка. Часть 7
Продолжение. Части 1, 2, 3, 4, 5, 6 О тех, кто был рядом Несмотря на то, что Лимонов (как "организатор" незаконной покупки оружия) по приговору Саратовского областного суда получил самый большой срок, на свободу, благодаря УДО, он вышел одним из первых. Мы уже съездили с Эдуардом в Белгород, где он встретился с матерью, в Москве произошла масса разных событий, в которых Лимонов принял участие, а некоторые из его подельников все еще продолжали сидеть. В том числе и Сергей Аксенов. Он был "подсудимым №2" и получил, соответственно, второе по строгости наказание, как еще один "организатор" покупки оружия в Саратове. Как и Лимонова, Сергея Аксенова задержали на заимке Пирогова в 17 километрах от села Банное в Республике Горный Алтай 7 апреля 2001 года. Спецназовцы ФСБ, вооруженные до зубов, тайно пробирались к этой заимке всю ночь. Они хотели подойти к ней на самом рассвете, чтобы взять тепленькими, прямо в постелях, "террористов-лимоновцев" во главе с их "одноименным вождем", - как выразился потом один из стажеров - выпускников Академии ФСБ, помогавших следователям и с охотой вступавших с нами в разговоры. Но переход до заимки по колени, а то и по пояс в снегу занял у чекистов времени больше, чем они расчитывали. Нацболы уже проснулись, и тут заметили сквозь мутные окна, затянутые пленкой, что кто-то подошел к их дому. Дмитрий Бахур выскочил по нужде на улицу в одних трусах, но увидел не хозяина заимки, а крадущихся к избе со всех сторон людей в камуфляжной форме с автоматами наперевес. Эта сцена походила на кадры из фильма-боевика, но так как мы все-таки имеем дело с трагикомедией, то, следуя этому жанру, полуголому, коротко стриженному Диме Бахуру, похожему по своей комплекции на подростка, увидев здоровенных детин, играющих в Рэмбо, следовало бы заржать, как лошадь, и описаться от смеха. Однако каменные лица спецназовцев говорили, что их обладатели лишены чувства юмора, и направленные в грудь Бахура стволы автоматов свидетельствовали о том же. Всех обитателей заимки, включая Лимонова, выгнали в нижнем белье на улицу с поднятыми руками и в таком виде продержали несколько часов на морозе, пока безуспешно искали в доме и вокруг него мифические склады оружия и боеприпасов. (Позднее, устав отвечать на одни те же вопросы журналистов относительно причин задержания Лимонова и его товарищей в Горном Алтае, я пошутил, что нацболы прятали в тайге ракеты класса "Земля -Земля". Какой-то глупый журналист все это опубликовал в Сети, а какой-то еще более глупый эфэсбэшный начальник распек майора Шишкина за "головотяпство" и потребовал срочно проверить то, что "случайно выболтал адвокат Беляк". И они, на полном серьезе, все это проверяли, о чем через несколько месяцев мне, по секрету, рассказал один из следователей, не скрывая своего злорадства по отношению к Шишкину.) Видеозапись той "героической" спецоперации ФСБ несколько раз показал потом в своей передаче "Человек и закон" А. Пиманов - один из самых "объективных, принципиальных и честных" телеведущих Первого канала (у них там таких много). И планировал показать снова - прямо накануне приговора. Но мы, защита, выразили по данному поводу протест, и суд (о, времена!) удовлетворил его, потребовав от гособвинителя Сергея Вербина (представлявшего Генеральную прокуратуру) принять меры по недопущению очередной демонстрации фильма по телевидению, дабы не оказывать давление на судей. И как вы думаете поступил "принципиальный" с вкрадчивым голосом телеведущий Пиманов? Он, конечно же, убрал из своей программы заявленный ранее и неоднократно анонсированный, сюжет. (По "неподкупности" и "честности" с Пимановым на нашем телевидении может сравниться разве что только Э.Петров из "Честного детектива" - с бабьим лицом, но более напористый.) А Сергей Аксенов, там же - на горноалтайской таежной заимке Пирогова, встретил в 2001 году свое 30-летие. "Мясо, водка, женщины, война!" Мясо было - маралятина, вместо водки - спирт, женщин рядом в тот раз, к сожалению, не оказалось, а "война" пришла к ним в образе вооруженных спецназовцев ровно через четыре дня. Пока Аксенов находился в Лефортово, его защиту осуществляла адвокат Татьяна Беззубенко, привлеченная мною, как и адвокат Иванов. Однако, когда дело направили для рассмотрения в Саратовский областной суд и всех обвиняемых этапировали туда, встал вопрос о новых защитниках. У большинства ребят, как в Москве, так и потом в Саратове, не было средств для оплаты услуг адвокатов, поэтому суд предоставил им защитников "по назначению". А я договорился с некоторыми из них, что буду приплачивать им из средств, которые были выделены Лимоновым для меня. (Я всегда исходил и исхожу из того, что людям за хорошую работу нужно платить, а бесплатный сыр, как известно, бывает только в мышеловке. Лимонов был согласен со мной. Кроме того, он считал своим долгом помочь товарищам, оказавшимся в беде). Надо признать, мои саратовские коллеги очень хотели участвовать в том громком деле и так быстро разобрали себе подзащитных, что некоторые из адвокатов, пришедшие в облсуд, но оказавшиеся менее расторопными, остались ни с чем. Среди последних был и молодой адвокат Андрей Мишин, который мне понравился своим искренним желанием набраться практического опыта, погрузившись в какой-либо сложный процесс. Кроме того, уже в первые дни нашего знакомства я убедился, что человек он не только обязательный, но и крайне деликатный. Этапировав обвиняемых в Саратов, Лимонова, Силину, Карягина и Лалетина сразу поместили в центральную тюрьму, а несговорчивых Сергея Аксенова и Владимира Пентелюка (для их устрашения и большей изоляции) - в СИЗО-2, расположенный в здании бывшего БУРа на территории "двойки" - колонии строго режима №2 города Энгельса. (Там, в совершенно жестких условиях, ребята и провели первые полгода на саратовской земле. Туда же осенью 2001 на пару недель перевели и Лимонова после того, как он дал пространное интервью телеканалу НТВ. Но позже этот изолятор закрыли, так как он "не отвечал современным требованиям, предъявляемым к подобным заведениям мировым сообществом". В результате чего все наши подзащитные оказались в итоге в Саратовском централе.) И вот, в конце июля началась подготовка к судебному процессу: новые защитники стали знакомиться с материалами дела, перечитывали их и мы с Лимоновым. И когда он попросил, чтобы я взял на себя еще и защиту Сергея Аксенова, я предложил адвокату Мишину работать в паре со мной. Но тут я исходил еще вот из чего. Аксенов позиционировался обвинением как "учредитель газеты "Лимонка" (и он формально, действительно, таковым являлся некоторое время перед задержанием, хотя, конечно же, финансировал и издавал газету всегда сам Лимонов за счет своих собственных средств). В силу этого обвинение считало Аксенова лицом наиболее приближенным из всех обвиняемых к вождю НБП. Спорить с этими утверждениями было бессмысленно. И, продумывая линию защиты еще в Лефортово, мы решили, что используем факт учредительства Аксеновым газеты для его же пользы: покажем суду, что этот образованный и умный молодой человек - вовсе не маргинал (какими следователи представляли всех обвиняемых), а начинающий бизнесмен и меценат, симпатизирующий революционерам - этакий "современный Савва Морозов". (Сергею только оставалось впоследствии стать таковым или сделаться профессиональным революционером.) А раз так, то нам ни в коем случае нельзя было признаваться, что ни у самого Аксенова, ни у его родителей (убитой горем матери и у отца-инвалида, проживавших во Владимире) не было средств на оплату услуг адвокатов. Возьми он защитника по назначению - и наша заранее придуманная легенда о "казначее партии" мигом бы лопнула (да простит нам Господь это маленькое лукавство!). 10 тысяч рублей (т.е. около 300 долларов США), что смогла выкроить из скудного семейного бюджета и привезти в Саратов мама Сергея (хотя я ее не просил об этом и тут же раздал деньги адвокатам других подсудимых) не хватило бы даже на одну квалифицированную юридическую консультацию, не говоря уж о проведении такого сложного и длительного судебного процесса. Поэтому пришлось для общей пользы дела скрыть это от суда и заявить, что Эдуарда Савенко (Лимонова) и Сергея Аксенова будем защищать мы с Андреем Мишиным - вдвоем. С этого момента перечитывать материалы дела мы начали все вместе. Длилось это целый месяц. И это происходило в здании областного суда, куда стали ежедневно доставлять из Энгельса и Сергея Аксенова. Здесь же следует отметить, что в данном процессе нам помогал еще один зашитник - "общественный". Им был депутат Государственной Думы Виктор Черепков. И помогал существенно тем, что не только почти постоянно присутствовал на судебных заседаниях, перебравшись на время процесса в Саратов и открыв там свою общественную приемную, но и оперативно реагировал на все нарушение прав наших подзащитных либо на притеснения нацболов со стороны местных правоохранительных органов. Парни и девушки, члены НБП, съехались в Саратов со всей страны, чтобы морально поддерживать своих товарищей, покупали для них продукты и одежду, носили им (даже - тем, кто пошел на сотрудничество со следствием) передачи. Параллельно периодически приезжали в Саратов и те, кто должен был выступать в суде в качестве свидетелей. И их тоже выслеживали и постоянно притесняли местные чекисты и менты. Можно по разному относиться к фигуре Черепкова, к его политическим высказываниям или отдельным поступкам, но я обязан заявить со всей ответственностью, что без помощи Виктора Ивановича нам всем, и мне тоже, было бы намного сложнее работать в Саратове. Черепков сразу бесстрашно и абсолютно бескорыстно откликнулся на мое предложение принять участие в саратовском процессе в качестве общественного защитника Эдуарда Лимонова, с которым до этого он знаком не был, но знал и ценил его как писателя и публициста. Черепков приехал в Саратов и мы, согласовав с ним линию поведения, добились-таки того, что суд допустил его к участию в деле (хотя перед этим отказал в аналогичной просьбе двум другим кандидатам, в том числе и А. Проханову). Я уже отмечал, что Лимонова можно было назвать образцовым подзащитным: эрудированным, непоколебимым, умеющим принимать ответственные решения и, что называется, "держать удар", инициативным, не теряюшим оптимизма, без всяких сомнений и метаний из стороны в сторону. Таких людей в моей достаточно большой адвокатской практике было, если честно, совсем немного: авторитетные бизнесмены нижегородец Андрей Климентьев и братчанин Михаил Скрипник, мэр подмосковного городка Белоозерска Андрей Жданов (о них я постараюсь рассказать чуть позднее), а также Сергей Аксенов и... большинство других нацболов - парней и девушек, которых мне довелось защищать на протяжении нескольких лет, начиная с дела "яйцеметателей" в кинорежиссера Н. Михалкова и заканчивая процессом над так называемыми "декабристами", захватившими 14 декабря 2004 года Общественную приемную Президента России, требуя отставки Путина. Да, Лимонов-политик может гордиться хотя бы одним тем, что в рядах его партии было собрано столько сильных духом, самоотверженных и одновременно талантливых людей, сколько не было и нет ни в одной другой современной российской партии, не говоря уж про какие-то там ОПГ, ОПС и прочие организованные преступные формирования, с которыми так любили сравнивать НБП следователи-чекисты!.. Дмитрий Бахур и Егор Горшков (забросавшие 10 марта 1999 года куриными яйцами приспособленца Михалкова), Сергей Соловей, Максим Журкин и Дмитрий Гафаров (захватившие 17 ноября 2000 года Собор Св. Петра в Риге в знак поддержки прав ветеранов Великой отечественной войны и всего русскоязычного населения Латвии), Сергей Аксенов, Владимир Пентелюк и Нина Силина (обвиненные вместе с Лимоновым в терроризме), Наталья Чернова ("покушавшаяся" вначале на Премьер-министра М. Касьянова, а через пару месяцев вновь оказавшаяся в СИЗО №6 уже среди "декабристов"), Марина Курасова, Алина Лебедева, Максим Громов, Григорий Тишин (сын Анатолия Тишина), Елена Боровская, Роман Попков, Владимир Линдерман (Абель) и многие-многие другие, - всех и не перечислишь, кто не только всецело отдавал себя партийной работе и политической борьбе, но и затем достойно вел себя в суде, стойко переносил тяготы и лишения тюремной и лагерной жизни. (Сейчас жизненные и политические дороги некоторых из них разошлись, но, по сути, это ничего не меняет: прошлого не зачеркнуть, а эти люди так и остались неравнодушными к тому, что происходит в нашей стране, а значит, наиболее активными ее гражданами. И случись что - вы о них еще услышите!..) Впрочем, Сергею Аксенову и его товарищам в Саратовском областном суде в 2002-2003 годах было, конечно же, проще, так как прямо перед собой они ежедневно видели в качестве примера Эдуарда Лимонова, и следовали за ним. Невольно равнялись на Лимонова даже сломавшиеся на следствии двое других подсудимых по этому делу - Олег Лалетин и Дмитрий Карягин. Лалетин, насколько я помню, до ареста работал то ли художником-декоратором, то ли просто театральным рабочим в Нижнем Новгороде, но был, в любом случае, человеком творческим - писал картины (и я даже видел какие-то его работы, которые мне, помню, понравились). А Карягин, пришедший в НБП из РНЕ и принесший в партию свои "связи" с русскими националистами (как потом оказалось, агентами ФСБ), учился в аспирантуре Саратовского университета и увлекался исключительно политикой. Лично я никогда не был склонен очень строго подходить к ним с какими-либо оценками. Слишком много этим ребятам пришлось вынести и пережить, чтобы сейчас (особенно сейчас - спустя годы!) судить их за проявленную тогда слабость. Каждого из них избивали, обманывали и запугивали оперативники ФСБ не день и не два, а по десять и более дней подряд, скрывая абсолютно от всех факт их задержания. Никто - ни их друзья, ни родственники, ни Лимонов - не знали, где находятся пропавшие вдруг в марте 2001 года парни. И потому никто не мог нанять для них адвокатов или как-то защитить их иным способом. И я часто вспоминаю худого, изможденного Лалетина с его широко раскрытыми глазами и коричневыми кругами под ними. Я как сейчас вижу его болезненно бледное лицо, вижу, как он внимательно слушает меня или с надеждой ловит взгляд Лимонова. Я вижу забившегося в угол клетки молчаливого Карягина, - иногда, едва заметно, иронично улыбающегося, но чаще - смущенного и подавленного, в ватнике и в очках. Я вспоминаю их и не могу осуждать. С другой стороны, я согласен с Лимоновым, что было бы странным, если бы партия подняла шумиху в защиту этих двоих ребят, представляя их героями и жертвами режима, как это сделали десять лет спустя лидеры либеральной оппозиции в отношениии Леонида Развозжаева, сломавшегося под прессом спецслужб. Мне, разумеется, тоже очень жаль этого парня, но он не выдержал и двух дней испытаний, выпавших на его долю, несравнимо меньших, чем те, что достались когда-то Карягину и Лалетину. (Уже потом, в Иркутском СИЗО, когда Развозжаев отказался от своих первых, признательных показаний, самозванные "правнуки" Дзержинского ему восполнили то, что недодали сразу.) Конечно, ни Лалетин, ни Карягин героями не были. Они взвалили на себя слишком неподъемный груз и не выдержали этой тяжести. Но, глядя на них, было понятно, что задержанные одновременно с ними Владимир Пентелюк и Нина Силина оказались подлинными героями - сильными, несгибаемыми людьми, которые выдержали все и не предали своих товарищей. О, эта крошечная Нина Силина с ее озорной улыбкой! После ареста, благодаря усилиям нацболов, она была избрана депутатом Законодательного собрания города Коврова Владимирской области. Сколько ей, девушке, пришлось перенести во время многомесячного следствия, когда обвинения (одно тяжелее другого) сыпались на нее, как камнепад, в ходе мучительных тюремных этапов и самого судебного процесса! Весь процесс она просидела недалеко от меня, вне клетки, и я видел, как, порой, ей бывало тяжело, как она недомогала, застудившись в холодных автозаках, но терпела и никогда не просила о снисхождении к себе. Иногда мне приходилось, помимо ее воли, обращаться к суду с просьбами об объявлении перерыва, чтобы Нина смогла отдохнуть или принять лекарства. Но всем (в том числе и судьям) было понятно, что это хрупкое создание служит живым укором Лалетину и Карягину, оказавшимся на деле намного слабее ее. Я до сих пор вижу и ее верного товарища Володю Пентелюка - всегда очень собранного, крепкого, высокого смоленского парня в войлочной кавказской шапочке, подаренной ему в Лефортово Турпалом Атгиреевым (подельником Радуева и Алхазурова), с которым Володя сидел в одной камере. (С Алхазуровым в одной лефортовской камере №32 в разное время сидели и Аксенов с Лимоновым. Лимонов мне рассказывал о своих беседах с Алхазуровым. А ночью, когда они ложились спать на свои шконки, стоящие буквой "Г", голова к голове, Лимонову, по его словам, "снились сны Алхазурова". Судили Радуева, Атгиреева и Алхазурова в Махачкале, государственными обвинителями на том процессе выступали Генеральный прокурор России Владимир Устинов и Сергей Вербин - тот самый, кому потом было поручено поддерживать государственное обвинение в Саратовском областном суде по делу национал-большевиков.) Но в итоге, несмотря на все усилия Сергея Вербина и местного прокурора, Саратовский областной суд, в отличие от дагестанского, оправдал всех подсудимых по трем наиболее тяжким статьям обвинения (терроризм, создание незаконных вооруженных формирований и призывы к свержению государственного строя), признал их виновными лишь в приобретении оружия и приговорил: Лимонова к 4 годам лишения свободы в колонии обшего режима, Аксенова - к 3 годам и 6 месяцам, Карягина и Пентелюка - к 2 годам и 6 месяцам, Силину - к 2 годам и 4 месяцам, Лалетина - к 2 годам и 3 месяцам лишения свободы. Как видим, Карягин, несмотря на обещания оперативников и следователя Шишкина, не получил сколько-нибудь заметных скидок за свое предательство (а гособвинение просило дать ему условное наказание!). Наоброт, суд демонстративно дал Карягину наказание реальное и одинаковое с Пентелюком, что, как я видел, очень удивило не столько гособвинителей, сколько самого Карягина и его защитника. Это и есть пример того, как судебный приговор может все-таки носить и воспитательный характер!.. А ведь практически никто не верил в справедливый и оправдательный приговор! Сколько иронии было в комментариях журналистов по поводу участия в деле Черепкова, сколько сарказма было в их словах относительно самого Лимонова, его выступлений и облика! Почти никто не верил (теперь я понимаю - не хотели верить), что помогут делу показания свидетелей, что стратегия и тактика защиты принесет свои плоды, что моя долгая речь в прениях убедит судей в невиновности Лимонова, Аксенова и других подсудимых в терроризме и прочих тяжких преступлений. (Да никто из журналистов или наблюдателей в принципе и не вникал в суть дела, как это обычно и бывает, а давали свои "глубокомысленные" комментариии и прогнозы "из ниоткуда" и попадали ими в никуда.) Но как они нравились сами себе! Как любовались собою, своим умом и проницательностью!.. "Лимонов наивно надеется, что его оправдают", "Лимонову стоит теперь надеяться только на помилование..." - Писали наши "доброжелатели" после того, как завершились прения сторон и все услышали, что прокуроры затребовали от суда приговорить "террориста" Лимонова к 14 годам лишения свободы в колонии строгого режима. Смешно читать теперь все эти бредовые высказывания людей, которые после приговора на короткое время умолкли, но потом стали писать, что Лимонова и его товарищей, оказывается, "решила оправдать и отпустить сама Власть"!.. И про грозные речи прокуроров, про требуемые ими для подсудимых десятки лет лагерей уже как бы и забыли, - как будто ничего этого и не было вовсе!.. Осенью 2003 года Сергей Аксенов готовился подать заявление об условно-досрочном освобождении, о чем сообщил из колонии. Мне нужно было встретиться с ним, чтобы согласовать дату этого его обращения, после чего я собирался попросить В. Жириновского и ряд других депутатов Государственной думы выступить в поддержку заявления Аксенова. Кроме того, надо было понять, как отнесется к заявлению Сергея администрация колонии, в которой он отбывал наказание. А это была Исправительная колония №5, расположенная в Колпинском районе под Санкт-Петербургом - в поселке Металлострой. И вот в октябре 2003 года мы с Лимоновым поехали в Питер. Поехали на поезде. Я собирался навестить Аксенова, повидаться со своими питерскими друзьями, а Лимонов должен был встретиться с однопартийцами и поучаствовать в ряде их мероприятий. Разместившись в номере гостиницы "Октябрьская" рядом с Московским вокзалом, мы на машине встречавших нас друзей сразу поехали в Колпино. Подъехав к колонии, Лимонов решил меня подождать. И пока я ходил к Аксенову, ему ничего не оставалось, как любоваться из окна машины апокалиптическими пейзажами Металлостроя. Как ни странно, после того, как я предъявил свои документы и позвонил из проходной УФСИН начальнику колонии, меня быстро пропустили внутрь территории и организовали встречу с Аксеновым. Наша встреча проходила не с комнате для свиданий, а в кабинете начальника оперчасти колонии, в его присутствии. Сам майор скромно стоял у окна, пока мы с Сергеем обсуждали свои дела, сидя друг против друга за длинным столом, приставленным к рабочем столу хозяина кабинета. И, разумеется, от внимания майора не ускользнула та информация, которую я вполголоса "доводил до сведения" Аксенова. А я рассказывал ему о Лимонове, который приехал со мной в Питер, о депутатах Алкснисе и Черепкове, передававших Аксенову приветы, говорил о Жириновском, Илюхине и Зюганове, готовых подписать ходатайства за него. Короче, майору было о чем задуматься. "У тебя есть какие-либо взыскания?" - Спросил я Сергея, заранее зная, что никаких взысканий у него нет. И он ответил, как и полагается: "Взысканий не имею, а поощрения есть." И рассказал, что работает сверловщиком на четырех станках одновременно - от маленького до огромного. Работой и всем остальным доволен. Сказал, что называет свою работу "эротическими упражнениями". "Меня сейчас как раз от станка и оторвали", - сообщил он. В общем, Сергей, как всегда, был молодец: не терял ума и не унывал. И даже, как мне показалось, не похудел. Это радовало. Обсудив все вопросы, мы с ним распрощались. И майор вызвался меня проводить, а заодно показать колонию. Мы шли с ним, главным опером, по дорожкам зоны, выложенным их бетонных плит, и он показывал мне производственные корпуса, где зэки делают мебель, с гордостью рассказывал, что в колонии есть даже свой музей, в котором хранятся образцы продукции, что здесь выпускалась на протяжении многих десятилетий. А потом майор сообщил, что эта колония - "самая большая по площади и численности заключенных в Европе". "Хотя сейчас количество зэков значительно сократилась, но все равно мы - первые!" - С гордостью пояснил он. "А еще у нас снимался фильм "Комедия строгого режима". Видели? Вон там, - майор указал рукой в сторону забора и лесопосадок, - подходит железнодорожная ветка. И как раз там они на паровозе и ездили. С Лениным во главе. Его Сухоруков играл..." Я слушал майора и сравнивал эту "черную" зону с той показательной "красной" №13 в Энгельсе, где сидел Лимонов. Да, здесь не было цветочных клумб, вычищенных и высушенных дорожек. Здесь, там и сям, в лужах отражалось серое питерское небо. На встречу нам то и дело попадались зеки в черных робах, но никто из них не останавливался по стойке смирно и не снимал картуз, при виде нас, как это было в 13-й колонии или в "двойке". И все равно сравнение этой зоны с теми двумя было явно не в пользу последних. Здесь свободнее дышалось, здесь по дорожкам ходили люди, которых никто не собирался унижать, превращая либо в жестоких палачей, либо в бессловесных, покорных рабов. Да, здесь, как и там присутствовали все внешние признаки советского ГУЛАГА, но здесь этот ГУЛАГ уже выглядел каким-то декоративным, умирающим, а там он, словно инопланетный монстр, воскрес и наливался с каждым годом чудовищной силой, угрожая всему живому и человеческому. То, что мы видели в Энгельсе, то, что я видел в других "красных" колониях по всей стране от Кировской области до Иркутской и дальше - на Север и Восток, все это должно быть безусловно уничтожено. Сметено с лица земли, как Бастилия. А те, кто придумал и разрешил в России эту систему "красных" концлагерей, должны быть, безусловно, судимы. Эти грустные мысли мешали мне сосредоточиться и внимательно слушать то, о чем еще рассказывал мой любезный гид. Он проводил меня до самого выхода из зоны и, уже прощаясь, пообещал, что администрация колонии будет ходатайствовать об условно-досрочном освобождении Аксенова. Лимонов и его товарищи терпеливо ожидали меня в том же месте, где я их оставил. Эдуард сказал, что он немного скорректировал планы и нас уже ждут в редакции какой-то местной газеты на пресс-конференции, устроенной для питерских журналистов. (Они еще не видели Лимонова после его освобождения из лагеря и сгорали от нетерпения задать ему массу вопросов.) Под конец пресс-конференции журналисты заговорили о своем родном Санкт-Петербурге, гордо называя его теперь не только "культурной столицей", но еще и "президентским городом". Они стали расспрашивать Лимонова о том, изменился ли Питер, на его взгляд, за последние годы. А я вдруг вспомнил ту гордость, которая всего два часа назад звучала в голосе начальника оперчасти ИК-5, когда он говорил о своей, самой большой в Европе, колонии. Да, подумал я, "президентский город" может гордиться еще и этим. А через месяц, 20 ноября 2003 года, Сергей Аксенов обрел свободу. Сергей Беляк Продолжение следует |
|
| Copyright © 2006-2019 «Агентство Политических Новостей Северо-Запад» При полном или частичном использовании материалов, ссылка на "АПН Северо-Запад" обязательна |
