 |
|
| ГЛАВНАЯ |  |
НОВОСТИ | |
ПУБЛИКАЦИИ | |
МНЕНИЯ | |
АВТОРЫ | |
ТЕМЫ |
| Пятница, 22 ноября 2024 | » Расширенный поиск |
 Записки адвоката Беляка. Часть 15
Продолжение. Части 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14 История мэра Коняхина Когда я приехал в 1998 году в небольшой шахтерский городок в Сибири Ленинск-Кузнецкий по делу его мэра Геннадия Коняхина, то первое, на кого обратил там внимание, это на двух очаровательных девочек-школьниц лет семи-восьми в ярких китайских курточках с ранцами за плечами, которые весело топали по лужам и, громко разговаривая между собой, ругались отборнейшим матом. "А ты, знаешь, - спрашивала одна из них, - что мне Юля сказала? Она сказала, что ту куклу с длинными волосами, это я у нее спиз..ла. А я ей говорю: "Ты за базар отвечаешь, а?.." Вечером, когда я, засидевшись за работой в гостинице, почувствовал, что проголодался и спустился из номера в ресторан, выяснилось, что тот уже закрыт.Не зная, куда податься, чтобы перекусить, я обратился за советом к стоявшему у входа, вместо швейцара, милиционеру. Он был в каске, бронежилете и с автоматом наперевес, что меня снова немало удивило, - в Москве я уже давно такого не видывал. А вот где я снова увидел вооруженного автоматом милиционера в точно таком же облачении, так это - в Санкт-Петербурге, в конце 1999 года - в ночном клубе "Сенат" на, соответственно, Сенатской площади. Теперь в этом здании заседают судьи Конституционного суда, а тогда "Сенат" был забит проститутками и местными бандитами в адидасе. В Питере в тот раз я оказался благодаря просьбе тамошнего скандального предпринимателя и "авторитета" Руслана Коляка. На Московском вокзале меня встретила его подруга - высокая, не выспавшаяся девица модельной внешности, которая была мгновенно узнана моим соседом по купе - телеведущим Сергеем Шолоховым. И этим она чуть было не испортила мне всю мою "игру" с ним: на протяжении долгого ночного пути из Москвы в Питер, я, стебаясь над Шолоховым, делал вид, что в упор не узнаю его. Я откровенно издевался над Питером и питерцами, над питерскими артистами и музыкантами, не стесняясь в выражениях. А Шолохов, влетевший в спальный вагон "Красной стрелы" натуральной "звездой", в итоге, достаточно быстро потух и, я бы сказал, сломался: стал вдруг оправдываться, говорить, что он сам живет теперь, дескать, на два города, купив квартиру в Москве... Я видел, как он мучается, пытаясь понять, кто же перед ним.Бандит? Вряд ли. Чиновник? Не похоже. Бизнесмен? Может быть, но слишком категоричен. Творческий человек? Но почему тогда не узнает его?.. Он всю дорогу прикладывался к горлышку пол-литровой бутылки с виски, а я, демонстративно, пил только минеральную. Он пытался заводить разговор на "личные темы", но я либо сразу умолкал, либо обходил эти темы стороной. В общем, признаюсь, повеселился я тогда от души. И если бы девушка Коляка проговорилась на перроне, о том, кого она встречает, то для Шолохова многое бы стало ясным, а мне этого не хотелось. К тому же, мне пришлось бы, в таком случае, признаваться, что я его, конечно же, узнал и что у нас с ним масса общих друзей, и я, пардон, пошутил, и все такое прочее. Но как бы тогда он сам выглядел со своими ночными "косяками", т.е. с открещиванием от родного города и земляков?.. В общем, я постарался поскорее распрощаться с "почти москвичом" Шолоховым и поехал на внедорожнике длинноногой “модели” в РУБОП, куда должны были привезти и Руслана. Через час я уже знал от нее не только как обстоят дела у Коляка, но и когда она с ним познакомилась, где работала, где живет, а также о том, что накануне у нее закончились критические дни... Рубоповцы с "улицы разбитых фонарей" и местные коллеги встретили меня настороженно. Но я быстро их успокоил, сказав, что “приехал в Питер только ради рифмы: обвиняемый Коляк, адвокат его Беляк”. И это было сущей правдой: я не имел никакого желания вести дело Коляка, который донимал меня до этого целый месяц телефонными разговорами, прося совета, а потом сделал все ровно наоборот, почему и оказался за решеткой. Но все это будет только через год. А в 1998-м вооруженный до зубов милиционер в гостинице Ленинска-Кузнецкого подробно объяснил мне, куда идти по темным улицам этого городка, чтобы купить бутерброды и бутылку воды или пива, но... посоветовал не делать этого. "Почему?" - Удивился я. "Убьют", - спокойно ответил милиционер. И сел на стул у двери. В общей сложности, в Кемерово и в Ленинск-Кузнецкиймне пришлось ездить больше года, пока шло следствие и суд над Коняхиным. Параллельно в Москве я занимался так называемым «делом статистиков», защищая 64-летнего начальника Вычислительного центра Госкомстата России Бориса Саакяна. Там моя задача была более локальная - добиться освобождения его из-под стражи на период следствия и суда. Но об участии потом в самом суде я даже и не хотел думать, так как знал, что такой суд мог состояться еще очень-очень не скоро. Восемьдесят толстенных томов только одной лишь прослушки оперативного дела ФСБ “Скарабеи” (с чего “дело статистиков”, собственно, и началось), говорили о том, что следствие и суд будут там длиться годами. А планировать свою жизнь на такой длительный срок я не решался. И был прав, потому что за пять лет, пока в Москве следствие и суд занимались «скарабеями-статистиками», я успел защитить Лимонова и Аксенова в Саратове, а также провести еще целый ряд крупных дел в разных городах страны. А Борис Саакян, отсидевший полгода в Лефортово, в начале 1999 года, как я ему и обещал, вышел на свободу под подписку о невыезде. «Сибирь – козел!» - Сказал мне как-то раз один дрожащий от холода азербайджанец, жаривший шашлыки в придорожном кафе на заснеженной трассе Ленинск-Кузнецкий - Кемерово. По этой трассе я постоянно мотался туда и обратно, когда прилетал в Сибирь к Коняхину. Коняхин сидел в Кемеровском СИЗО, а судили его в родном ему Ленинске-Кузнецком, и там же, в гостинице, проживал я. В те времена закон был таков, что если избранного народом мэра города арестовали, то формально он все равно продолжал оставаться таковым вплоть до вынесения обвинительного приговора. Поэтому, даже сидя в тюрьме, Геннадий Коняхин для горожан был мэром, и с этим приходилось считаться абсолютно всем - от следователя до начальника тюрьмы, от начальника местного Управления ФСБ до губернатора области. То, что происходило с Коняхиным в период 1997-1998 годов подробно описано в уже упомянутой мною ранее книге "Мэр Коняхин: покушение на Систему", в которую вошла и статья Э. Лимонова. Но все это не было чем-то необычным. Это было совершенно типичное для 90-х годов противостояние сильного, искреннего человека и всемогущей, лицемерной Власти - личности и Системы, подавляющей эту личность. И тем оно интересно сейчас! К тому же "дело мэра Коняхина" было первым из таких дел в стране. В чем, собственно, и заключалась его уникальность. В конце 1997 года "Известия" опубликовали большую статью журналиста Игоря Королькова под названием "Время "быков". Эта статья начиналась с тревожной фразы о том, что "российский криминалитет рвется к власти", а далее рассказывались всякие жуткие истории, замешанные на правде и полуправде, сплетнях и откровенной лжи, главным героем которых был недавноизбранный мэр Ленинска-Кузнецкого Геннадий Коняхин. Эта статья попала на глаза президента Б. Ельцина, в тот период сильно болевшего и практически не покидавшего своей загородной резиденции. А в то утро, когда Ельцину положили на стол "Известия" со статьей Королькова, в приемной, на его даче в Завидово, уже были собраны многочисленные журналисты и там же, странным образом, находился Министр внутренних дел Анатолий Куликов. Как рояль в кустах. Те люди из ближайшего окружения больного Президента, кто все это организовал, были плохими режиссерами-постановщиками, но отличными царедворцами. И находившийся в тот день в столице по служебным делам Геннадий Коняхин вдруг увидел в дневных теленовостях репортаж, в котором разгневанный Борис Ельцин отчитывает своего министра и с рыком заявляет на всю страну: "Мэр-вор должен сидеть в тюрьме!" Услышав и увидев все это по телевизору в номере гостиницы "Москва", Коняхин, по его признанию, чуть не заплакал от обиды и несправедливости. Шесть месяцев назад тот же Борис Ельцин (которого Коняхин активно поддерживал на президентских выборах 1996 года и фактически обеспечил его победу у себя в городе) прислал ему поздравительную телеграмму по случаю избрания главой администрации Ленинска-Кузнецкого. Шесть месяцев он, Коняхин, работал без сна и отдыха, желая изменить к лучшему жизнь своих земляков, и вдруг такой финал. То, что это - финал, Геннадий ужене сомневался. И вскоре он, и в самом деле, был задержан сотрудниками московской милиции. В Кемерово мэр Коняхин прилетел уже в наручниках, и там ему предъявили обвинение сразу по нескольким статьям Уголовного кодекса. А первым документом его уголовного дела был некий “меморандум”, подписанный самим начальником УФСБ по Кемеровской области генерал-майором В. Пачгиным и адресованный прокурору области. Главный чекист Кузбасса, вместо того, чтобы ловить диверсантов и шпионов, перечислял все преступления, которые, по его мнению (основанному на анализе "известинской" статьи) совершил мэр Коняхин. Среди них были и тяжкие. И прокуратура потом именно эти статьи и предъявила Коняхину в качестве обвинения. Каким знатоком уголовного права и криминалистики оказался чекист!.. Правда, затем, спустя год, суд по всем этим статьям оправдал Коняхина и выпустил на свободу, признав его виновным лишь в самом незначительном из преступлений - в незаконном предпринимательстве (за которое любого обвиняемого никогда бы не подвергли и аресту). Могло показаться, что мэр Коняхин выиграл. Но нет, это не так. На самом деле выиграл я - его адвокат, выиграли вместе со мной другие его защитники, но он сам все равно проиграл. Ведь Геннадий Коняхин оказался судимым, получил условный срок, а, значит, в итоге, все равно лишился своего поста руководителя администрации города. Чего и добивались те, кто заказал статью против него в "Известиях", кто организовал доставку этой грязной заказухи на стол президенту и озвучивание больным Ельциным того, что он озвучил. Не зря же через два года, перед своим уходом в отставку, Ельцин просил извинения у народа, - знал, понимал Борис Николаевич, что много наделал глупостей и сотворил зла... Но что такого совершил мэр небольшого шахтерского городка Коняхин, чтобы о нем заговорил на всю страну президент? Чем он мог так возбудить против себя столь влиятельных особ, которые способны были даже использовать "в темную" (хочется в это верить) самого президента? Всему причиной - уголь. Да, тот самый уголь, который добывался на шахтах Ленинска-Кузнецкого в огромных количествах и отправлялся по всей стране и за рубеж. В те годы накопления первоначального капитала многих теперешних олигархов уголь играл в их бизнесе немаловажную роль. Такую же, как нефть, газ, алюминий и другие природные ресурсы. И все хотели нажиться за счет труда шахтеров. Причем, "ленинский" уголь является лучшим по своим свойствам. И на один эшелон такого угля в те годы было до 80-ти посредников! А в результате из-за столь длинной цепочки платежей (или, чаще, неплатежей) шахтеры вовремя не получали своих денег, а шахты приходили в упадок. Их банкротили и скупали. Налоги от продажи угля не поступали в городской бюджет, а значит, не было средств у города содержать больницы, школы, детские сады, ремонтировать жилой фонд, не хватало средств на выплату зарплаты бюджетникам, включая милицию, увеличивалась безработица, росла преступность, падала рождаемость и повышалась смертность. И вот Коняхин, став мэром, захотел исправить положение и... наступил на хвост змее, которая оказалась драконом с несколькими головами. С угольными посредниками были завязаны не только криминальные авторитеты или просто мелкие жулики и бандиты, но и руководители шахт, городские и областные чиновники, чиновники министерств и ведомств в Москве (ответственных за добычу, транспортировку и экспорт угля), причем, чиновники самого высокого уровня! А еще - местные и областные сотрудники правоохранительных органов ("оборотни в погонах"), которые наравне с бандитами "крышевали" часть шахт и посреднических фирм. Справиться с таким “драконом” или с таким клубком змей Коняхину оказалось не под силу, а его угроза придать огласке то, что происходило вокруг, объединила против него всех. Они набросились на Коняхина со всех сторон, они мешали ему работать, двигаться вперед, они организовывали против него различные провокации, заказывали газетные статьи, припоминая ему «грехи молодости», делали все, чтобы поссорить его с губернатором области Аманом Тулеевым и с министрами в Москве. И даже местный криминальный авторитет Жидилев по кличке "Жид" (разъезжавший по городу и области с автоматом АК-47 на заднем сиденье своего "Мерседеса" и слывший полным "беспредельщиком") оказался положительным героем их заказных публикаций. А в то же время Коняхин (еще до своего мэрства отказавшийся платить Жиду дань) был облит грязью, превращен в "преступника", "вора" и чуть ли не убийцу, закатывавшего в бетон людей! На кону стояли огромные деньги. И чтобы их не потерять, эти господа готовы были заплатить сколько угодно журналистам, чиновникам, политикам и силовикам, лишь бы только убрать Коняхина. И заплатили. И убрали. Однако 5-го февраля 1998 года в администрации города Ленинска-Кузнецкого появилось распоряжение мэра Коняхина, который к тому времени уже пятый месяц находился под стражей в СИЗО. В распоряжении говорилось следующее: "...Город управляется лицами, не имеющими на то законного права. Прокуратурой города не опротестовано ни одного распоряжения, ни одного решения городского собрания, принятого в мое отсутствие и не подписанного мной... Власти всех уровней нарушают "Закон о местном самоуправлении Кемеровской области", тем самым попираются основные принципы Конституции и подрываются основы государственного управления. Такое дальше продолжаться не может…” Учитывая все это, мэр Коняхин решил возложить руководство городом вновь на себя и обязал своих заместителей “выполнять обязанности по ранее принятому распределению”, а все распоряжения, принятые в его отсутствие администрацией города и городским собранием, представить ему на подпись либо для ознакомления. Кроме того, Коняхин распорядился впредь все вопросы, связанные с финансированием решать только после письменного с ним согласования, данное распоряжение опубликовать в средствах массовой информации, а его копию направить прокурору города… Эффект от появления в администрации города этого документа был подобен взрыву! Оспорить его ни прокуратура, ни кто-либо еще просто не могли. И тогда чекисты, милиционеры и прокуроры стали искать виновных в выносе этого документа из тюрьмы. Проводились бесконечные служебные проверки, опрашивали Коняхина, его сокамерников, работников СИЗО. В итоге определили сделать "стрелочником" во всей этой истории меня и только тогда успокоились. А я и не отрицал, что не только принимал участие в создании данного документа, но и являлся автором самой этой идеи. Более того, мне не было необходимости делать что-либо тайно, так как Коняхин официально (через администрацию СИЗО) направил рукописный текст распоряжения в мэрию, а его копию сам приказал вручить прокурору города. Для чего все это было мною сделано? Не только для того, чтобы привлечь к мэру Коняхину дополнительное внимание (внимания со стороны общественности и СМИ к нему самому и его делу было предостаточно), но чтобы обезопасить самого Коняхина от все более усиливающегося на него давления со стороны следствия и эфэсбэшников. А те, постоянно запугивая Геннадия, высказывая угрозы в адрес его супруги или обещая ему "небольшой" срок лишения свободы, пытались добиться от него добровольного сложения полномочий мэра. "Не делай этого, - со своей стороны уговаривал я его, - в противном случае от тебя отвернуться твои избиратели, которые любят и поддерживают тебя. К тебе потеряют интерес и журналисты.А сам ты окажешься в камере для обычных зэков, где совсем иные условия и порядки. И постарайся не демонстрировать публично свою любовь к жене и сыну, не показывать никому своих личных переживаний, не раскрывай чувств, не признавайся, что ты тоскуешь, что тебе плохо без них, и даже того, что ты, к примеру, захворал. Все твои признания, твою тоску и болезни следствие будет использовать против тебя, - создаст тебе еще более невыносимые условия: лишит тебя свиданий, переписки, передач, медикаментов..." И, надо признать, на моей стороне всегда была Ирина Коняхина, - миловидная, хрупкая с виду, но мужественная, волевая женщина, которая сделала все возможное для его освобождения, - все, что могла сделать жена и друг. И Коняхин все выдержал. И все, что я ему советовал, он исполнял безупречно. Позднее, уже в суде, Геннадий просто выучил наизусть свои будущие показания, которые я ему написал. Написал с учетом показаний свидетелей. А это минимум десять страниц печатного текста! Тем самым, Коняхин не позволил гособвинителям сбить себя с толку во время допроса. Но до суда, за период длительного следствия, нам пришлось пережить еще много неприятностей и создать, в ответ, кучу неприятностей для следователей, прокуроров и местных чекистов. Например, спустя некоторое время после издания скандального распоряжения мэра, пришлось устроить еще одно "шоу" прямо у дверей Кемеровской тюрьмы, в качестве ответной меры против "наездов" на Коняхина и на меня за это его распоряжение. В одно прекрасное утро – солнечное и морозное - к СИЗО #1 города Кемерово подъехали заведующая горфинотделом и один из заместителей мэра Ленинска- Кузнецкого с кипами бумаг в руках. Их сопровождала группа журналистов. Служащие мэрии стали требовать свидания с Коняхиным. "Он должен подписать документы!.. Это крайне важно!.. Финансовые отчеты обязан проверить сам мэр!.. Без подписи мэра мы не имеем права выдавать зарплату людям!..” - Наперебой объясняли они работникам СИЗО. У тех от всего этого (да еще под объективами видеокамер) глаза полезли на лоб. Сотрудников СИЗО охватила паника, ведь с подобной ситуацией они никогда ранее не сталкивались. "Шоу" продолжалось всего несколько минут, но этого вполне хватило, чтобы о "действующем мэре Коняхине" вновь заговорили все кругом, а чекисты, поняв, что их снова обыграли, хотя бы на время оставили нас в покое. Год спустя мне передали слова заместителя начальника УФСБ по Кемеровской области: "В тот период Беляк все время нас опережал на один шаг. Мы вот-вот готовы были вывести его из дела, но он прилетал в Кемерово и всякий раз что-нибудь здесь устраивал совершенно новое, отчего нам приходилось отказываться от своих планов..." Согласитесь, такая оценка работы адвоката чего-то да стоит! Но я и сам в деле Коняхина открыл для себя нечто новое - то, с чем раньше никогда не сталкивался. В начале Коняхин, можно сказать, совершенно случайно (от своего сокамерника - бывшего офицера правоохранительных органов) узнал, что один из его местных защитников - платный информатор, попавшийся когда-то с наркотиками. Потом, уже в ходе судебного процесса, выяснилось (городок-то маленький, все друг о друге почти все знают), что к другому его кемеровскому адвокату приезжали люди от Жида и предложили продолжить защищать Коняхина, но "без особой прыти", чтобы тот сел и, желательно, надолго. И адвокат, якобы, согласился на такое предложение, подкрепленное денежными знаками. Узнав про это, я, если честно, не поверил ни единому слову наших информаторов. Но потом пришла новость с другой стороны - из самого суда: этот адвокат, оказывается, приходил к судье и просил его перенести слушание дела с октября на... вторую половину января следующего года. Мотивируя это все тем, что скоро, в ноябре, начнутся ноябрьские праздники, потом - Новый год и Рождество. А дело, дескать,большое и сложное, "длительные перерывы не желательны"… При этом его подзащитный, находился, как известно, не под домашним арестом или под подпиской о невыезде, а сидел в многоместной камере Кемеровской тюрьмы. И с ним этот адвокат такую перспективу рассмотрения дела даже не обсуждал."Ну, что, теперь убедился?" - Спросил меня Коняхин. И все равно мне не хотелось верить, что мой коллега работает против нас. "Вы подготовили текст показаний Коняхина по вашим эпизодам?" - Спросил я его, когда мы в очередной раз оказались вместе в СИЗО. Адвокат при распределении обязанностей между нами взял себе лишь два эпизода из общего списка обвинений, мотивируя это плохим самочувствием и загруженностью по другим делам. "Нет, ну, а какие проблемы? - Беззаботно улыбаясь, ответил он. - Давайте сейчас вместе и напишем". “Но ему же выступать послезавтра! - Едва сдержался я. – А текста еще нет. К тому же сейчас мы хотели с Геннадием обсудить ту часть, что готовил я..." “Да ладно, чего вы? Все равно по этим эпизодам будет обвинительный приговор… ” Коняхин молчал, но я видел, что он тоже на грани срыва. Я его обнял, однако говорить ничего не стал. Теперь я вдруг начал опасаться утечки информации. "Раз так, - произнес я, - то занимайтесь, чем хотите. А я поеду в Ленинск, отдохну. Текст по остальным эпизодам у тебя, Гена, есть, читай". И уехал. Почти 100 километров пути по трассе были преодолены с рекордной скоростью. В Ленинске я тут же засел за написание показаний Коняхина по тем эпизодам, которые ранее были доверены местному адвокату. Закончив работу поздно ночью, утром, чуть свет, я уже мчался назад в Кемерово. И какая же радость была на лице Коняхина, когда он увидел меня с распечатанным на нескольких листах текстом! "А я уж подумал, что все, мне конец, - сказал он, похлопывая меня по спине. - Ты так внезапно уехал…” “Я торопился, чтобы успеть написать. Теперь у тебя есть целый день, чтобы все это спокойно переварить и запомнить. Прокуроры начнут задавать вопросы, а ты снова повторяй то, что уже сказал…” А пока был суд да дело, прокуроры проводили одну проверку за другой на предприятиях Коняхина, в его магазинах и на рынке. "Готовьтесь к новым судам”, - предупреждали они Коняхина, но в этих предупреждениях звучала явная угроза. "Вот, - часто жаловался мне Геннадий, - теперь они прицепились к моему рынку. Может, я зря назвал его "Коняхинский"? Лучше б я ту надпись не делал..." “Не зря, - успокаивал я его. - Это хорошо, что ты назвал рынок именно так, и надпись сделал тоже правильно. Пройдут годы, и кто знает, что от нас останется. А вот тебя еще долго люди будут помнить, как помнят в Москве купца Елисеева, приходя в его магазины..." И все-таки попытки кемеровских прокуроров отобрать у Коняхина его крытый рынок (огромное здание, первый этаж которого занимали мясные и продуктовые ряды, а на втором располагались магазины промтоваров и одежды, кафе и парикмахерская, ювелирный салон и ремонтные мастерские) никак не прекращались.Отчего я был вынужден попросить Владимира Жириновского устроить мне встречу с Генеральным прокурором Юрием Скуратовым. И такая встреча состоялась. Скуратов принял нас у себя в кабинете на Большой Дмитровке. После обмена дежурными любезностями Владимир Вольфович рассказал о причине нашего визита и, представив меня, попросил, чтобы я изложил суть проблемы более подробно. Скуратов тут же вызвал своего заместителя Михаила Катышева. Я кратко изложил ситуацию с коняхинским рынком. И когда рассказал, что Коняхин изначально приобрел “брежневский” долгострой (загаженный участок земли с четырьмя полуразрушенными стенами недостроенного дома быта), а уже потом, на собственные деньги, на его месте воздвиг огромный торгово-рыночный комплекс, Катышев попытался возразить. Он начал было говорить, что Коняхин такой-сякой разэтакий, что тюрьма по нему плачет и все такое прочее. В общем, я понял, что Михаил Борисович, как и обычный обыватель, пребывает в плену той самой лжи, что была распространена о Коняхине газетчиками. Скуратов внимательно слушал наш с Катышевым диалог и старался не вмешиваться. Вольфович тоже. "Ну, о чем мы сейчас спорим? - сказал я под конец. - Давайте дождемся окончания суда. И если будет доказано, что Коняхин - вор, то тогда пусть ваши прокуроры и обращается в гражданские и арбитражные суды. Но я прошу вас только об одном: остановите их сейчас. Не надо сейчас заниматься раскулачиванием. Или они хотят, чтобы люди в зипунах и с обрезами ушли в тайгу?.." Скуратов и Катышев дали соответствующие команды в Кемерово, и от Коняхина местные прокуроры на время отстали. (А в 1999 году я, неожиданно для себя, попал на празднование 50-летия Михаила Борисовича. Все это происходило прямо в егослужебном кабинете, где собрались, в основном, коллеги и друзья юбиляра. И так получилось, что среди гостей я оказался единственным адвокатом. Как раз в тот момент между Михаилом Катышевым и Борисом Березовским в прессе разгорелся конфликт, который грозил перерасти в судебную тяжбу. И вот, выступая с тостом в честь юбиляра, я позволил себе пошутить: "А назначьте меня Генеральным адвокатом при Генеральном прокуроре, и я вас защищу от нападок Березовского". Все присутствующие встретили мое предложение веселым смехом. А зря. В любой шутке есть доля истины. В том же году, 6-го апреля, Михаил Борисович подписал постановление об аресте трех олигархов - А. Смоленского, Б. Березовского и Н. Глушкова; 5-го мая, приказом и. о. Генерального прокурора Ю. Чайки, он был отстранен от ведения всех громких уголовных дел; а 7-го июня следующего года освобождён от должности заместителя Генерального прокурора.) "Я делал все, чтобы людям и детям жилось в нашем городе хорошо", - заявил Коняхин в своем последнем слове в суде. И я видел по лицам многочисленных зрителей в зале, что все ониоб этом знают, что это так и есть на самом деле.И когда я, обращаясь к судьям, спросил, хотят ли они, чтобы судьба их мэра, которого они помнят еще мальчишкой, решалась, в случае их ошибки, в Кемерово или в далекой Москве, один из них не удержался и отрицательно качнул головой. На свободу Геннадий Коняхин вышел прямо в зале суда. И этому не помешала даже показанная в дни прений в программе “Человек и закон” очередная заказная фальшивка г-на Пиманова. Судьи районного суда в далеком Ленинске-Кузнецком не смогли воспрепятствовать появлению ее в эфире. Они просто на нее наплевали. Сергей Беляк Продолжение следует |
|
| Copyright © 2006-2019 «Агентство Политических Новостей Северо-Запад» При полном или частичном использовании материалов, ссылка на "АПН Северо-Запад" обязательна |
