ГЛАВНАЯ | НОВОСТИ | ПУБЛИКАЦИИ | МНЕНИЯ | АВТОРЫ | ТЕМЫ |
Суббота, 23 ноября 2024 | » Расширенный поиск |
2017-10-04
Жереми Лефевр
Апрель
В прошлом году во Франции вышел новый роман писателя Жереми Лефевра (Jérémie Lefebvre) «Апрель» (Avril), политическая фантастика о ближайшем будущем Франции. Сюжет. Социальные протесты во Франции перерастают во всеобщие массовые беспорядки, боевики народной милиции свергают, при нейтралитете и молчаливой поддержки армии, правительство и осуществляют государственный переворот. Свергнутый президент сумел бежать в Стокгольм, но не успел взять с собой жену. Границы закрыты, телевидение не функционирует, Интернет и операторы мобильной связи отключены. Идут стихийные грабежи магазинов и расправы над «бывшими». В стране устанавливается крайне левая «либеральная антикапиталистическая диктатура» и формируется в качестве верховной власти революционный Национальный Конвент. Взяты в заложники иностранные дипломаты. Идут аресты высшей буржуазии и бывших высокооплачиваемых чиновников, их выселяют из их вилл и квартир, переселяя в народные кварталы. Аннексированы Монако и Андорра. Погромы гей-баров, терпимости к «нетрадиционной сексуальной ориентации» пришёл конец. Атеизм как правящая идеология, католической иерархии рекомендовано добровольно передать парижский собор Сакре Кёр для преобразования его в мечеть, а пустующие храмы совместно использовать с другими конфессиями. Из хранилища извлекают покрытую пылью гильотину, объявлено о восстановлении смертной казни. Арест десяти «главных преступников», включая оставшуюся в стране жену бывшего президента, они предстают перед революционным судом, который присуждает всех к смерти. Первой всходит на гильотину бывшая «первая леди», при огромном стечении народа, большая часть которого одобряет казни. Власть укрепляется как внутри страны, так и на международном уровне. Жереми Лефевр, 1972 г. р., является писателем, автором четырёх романов, но также и артистом, автором и композитором песен. Никто не мог предположить успех этого романа, который скорее можно классифицировать по категории «философские тетради». Судите сами: объём книги чуть более 120 страниц текста, там нет героев или действующих лиц, называемых по имени. Он построен из множества монологов участников событий: сторонников и противников новой власти, активистов и пассивных наблюдателей, высших руководителей и социального дна, сварливых жён и заложников. Но, вместе с тем, повествование хорошо продумано и очень логично. Монологи отражают дискуссии, которые сегодня идут в крайне левых кругах Франции, а также размышления автора и его глубокое знание истории Франции, и не только. Чтобы написать такое, надо глубоко вжиться в тему и быть, если хотите, немного в состоянии пророческого транса. Вполне возможно, что и сам автор рассматривал свою публикацию как тонкую игру ума, плод раздумий, предназначенную для друзей и немногих искушенных интеллектуалов, но судьба распорядилась иначе. «Апрель» был издан в марте 2016 года и появился в продаже – ирония судьбы – тоже в апреле, в момент очень бурного протеста во Франции под названием «Ночное стояние», который начался 31 марта. В результате «Апрель» был замечен как в рядах протестующих, так и в рецензиях критиков ведущих французских СМИ. Хотя в «Апреле» Лефевр подменяет факты и слова своих героев, но, как отметил в своей литературной рецензии журнал Экспресс, он делает своих персонажей вполне узнаваемыми нынешними французскими политиками, и их статус легко угадывается. По мотивам этого романа один из театров Брюсселя поставил пьесу. В этом году «Апрель» был переведён и издан в Италии. Я могу констатировать от себя лично, что этот роман вполне отражает то состояние обреченности и отчаяния французов, которое я констатировал во Франции, где я жил этим летом. Свидетельствую: ощущение того, что что-то назревает, там сейчас просто висит в воздухе. Видеоинтервью Жереми Лефевра о своём романе «Апрель», перевод: Апрель – это роман о революции во Франции, которая совершилась в наше время, через два года, через пять лет максимум. В качестве её детонатора послужила эвакуация сквота, осуществлённая с применением насилия, и это явилось той последней каплей, которая переполнила чашу терпения общества, находящегося в состоянии внутреннего распада. Я писал роман осенью 2010 года, в середине правления Саркози. Он отразил состояние раздражённости и неопределённости французского общества, текст получился многоголосый и лишённый чёткой структуры. Я описал всё более и более ухудшающуюся ситуацию в стране. Вначале я не планировал писать подобный текст, но он попросту как бы вышел из меня. И я не мог даже предположить, что роман будет опубликован только пять лет спустя – в апреле 2016 года (в момент начала социального протеста «Ночное стояние» - А. С.). Роман был инициирован актуальными событиями времени, когда он писался, но он ещё более актуален сегодня. Я не претендую на роль писателя – провидца, но хочу сказать, что ситуация, которая подтолкнула меня на его создание, не изменилась, более того, она ещё более обострилась. Нет ничего невозможного в том, что я описал. Это отражение раздражения, точек раскола, которые существуют уже 20-30 лет, и которые ещё более обострились в последние годы. Я не знаю, может ли сегодня произойти революция именно в такой форме, но в историческом контексте нельзя утверждать, что подобное не может произойти никогда. История демонстрирует, что всё подвержено циклам. Империи создаются порой тысячелетиями, но затем они рушатся, однако в период стабильности кажется абсолютно невозможным, что произойдёт свержение или обрушение, которые, в конечном итоге, таки происходят. Я полагаю, что совершенно невозможно предсказать, что именно нам преподнесёт будущее. До 11 сентября 2001 года мы полагали, что наступил «конец истории», но затем осознали: нет, она не закончилась. Бывают периоды затишья и изменения ритма, но ход истории не заканчивается никогда. Время не остановить, события не могут не происходить. Люди всегда могут что-то сделать для изменения хода истории, я абсолютно убеждён в этом. Между каждым монологом романа я вставлял депеши международных СМИ, информацию из дипломатических источников, чтобы сбалансировать чисто французский контекст событий романа. Революция происходит во Франции, границы закрыты, но мы пребываем в мире, где всё интернационализировано. Совершенно невозможно, чтобы подобная ситуация, совершенно неожиданная и сопровождаемая исключительным насилием, не была бы тотчас прокомментирована и не получила бы международный резонанс. Даже революция 1789 года имела отголоски и последствия по всей Европе. Два столетия спустя средства коммуникации немедленно вызывают отголоски во всей Европе и по всему миру. Это дало мне ещё и возможность соблюсти дистанцию и дать читателю возможность иначе сфокусироваться по отношению к описываемым событиям, возможность отступить и увидеть как одно и тоже же событие с различных точек зрения. Такое построение романа имеет ряд причин, как чисто литературную, так и более интеллектуальную и политизированную. Я дал большое количество рассказчиков и точек зрения для того, чтобы отдалиться от читателя. То есть, не держать его за руку и не вести, как это делают экскурсоводы: рассказать им ту или иную историю, сказать, что это было так и так. Нет. Я хотел сделать читателя растерянным и дезориентированным, как это имеет место в реальной жизни в соответствующих эпохах. Можно читать газеты, смотреть телевидение, участвовать в демонстрациях или наоборот, порицать их. Да, читатель занимает какую-то позицию, но невозможно занимать все позиции в одно и то же время. Полифония романа позволяет читателю, как и автору, чуть-чуть улыбнуться, и понять, как в одной и той же ситуации люди живут и думают совершенно различным образом – и в один и тот же момент времени. Действие романа происходит на протяжении всего нескольких недель. Всё это сближает роман и с историей, и с социологией, и с реальностью. Да, это придуманная история, но она пытается ухватить нечто, что вполне свойственно реальности. Эта полифония – литературный эксперимент. Хронология романа 30 января – начало забастовки полицейских.
Отрывки из романа. [Монолог жены революционера] Я плохо спала без Луи. Откровенно говоря, я не понимаю, почему он стал добровольцем по снабжению продовольствием. Он полагает, что как бы участвует в каком-то фильме. Другие – тоже, на улице как бы праздник, бам-бам, они хотят все перевернуть. Каждую ночь они жгут автомашины и бьют витрины, пора, наконец, и остановиться. Почему ты оставил меня одну, Луи? Ты разве не знаешь, что есть типы, ничтожества, которые вышибают двери, ты не осознал, что они просто как собаки? Он мне ответил, что я права, но если я услышу шум, то ты мне позвонишь, я тотчас приеду со своими парнями, и выброшу их вон. Я ему ответила, что когда он придёт, я уже буду мертва, и наш ребёнок тоже. Он начал смеяться. Он сказал, что дверь бронирована, и вообще, Кароль, пора проснуться, и понять, что ты – в революции, и не надо притворяться дурой. Он думает, что я боюсь, но это не так, просто мне всё это надоело. Включаешь телевидение – но оно не функционирует, а на DVD у меня только надоевшие фильмы. Есть, конечно, книги, но они сейчас не воспринимаются: смотришь в книгу, видишь фигу. Ты вбросил меня в такую жизнь, которую я не понимаю, у меня отвращение этому, мне всё это надоело, даже если всё это на самом деле прекрасно. Да, всё что происходит, мне нравится, но мы к этому попросту не привыкли. [Выпуск новостей франкоязычного радио Швейцарии, вторник 6 апреля, 20 часов]: Ситуация во Франции сегодня в центре всех новостей. В крупных городах множатся сцены насилия. Всё более и более сложно анализировать информацию, из трёх сетей мобильных операторов две отключены, а третья часто перегружена. Однако свидетельства очевидцев говорят о том, что некий «Национальный Конвент» сейчас заседает в Бурбонском дворце вместо Национального собрания. Последний номер газеты Ле Монд сообщил в пятницу, что Республика свергнута. В настоящее время печатные издания больше не выходят, здание Дома радио захвачено оппозиционерами. Военные патрули перекрыли въезд и выезд из страны. Подключение к Интернету невозможно. Президиум Европейского Союза заявил, что он в «ужасе от сложившейся ситуации» и призывает международное сообщество действовать «немедленно». В Совете безопасности ООН идут дискуссии об условиях интервенции, а Великобритания и Китай разошлись во мнениях по вопросу защиты пострадавших, выселенных со своего места проживания вооружёнными боевиками, их число уже превышает пятьдесят тысяч. Речь идёт о феномене депортации. [Монолог богатой француженки, выселенной из её роскошного жилья] Я оставила детей у консъержки, слава богу, они похожи на неё, в случае чего, она скажет, что это её племянники. Я покинула свою квартиру вовремя, взяв много вещей, в которые я спрятала дорогой браслет и серьги. Началось свинство, я оказалась между двумя, я не знаю, как их назвать, то ли милиционерами, то ли террористами, то ли злыми безумцами. Вначале мы вообще думали, что они исламисты. Среди них есть и бородатые, и стриженные наголо, и двадцатилетние пацаны, которые с виду только что покинули свой интернат. В жилье, куда меня переселили, холодно, электрические радиаторы не функционируют. Вначале там со мной была американская студентка, но потом она исчезла, оставив половину своего багажа, книги, проигрыватель DVD и игровую приставку. Возможно, она сумела уехать в Бельгию или Великобританию. Я стараюсь не думать о Юлии, я говорю себе, что она могла погибнуть, что ей всадили пулю в голову. Но Филипп, которого я видел вчера, сказал мне, что никаких зверств нет, что это всё слухи. И что Юлия не рискует ничем, просто бывших политиков сажают в тюрьму вместо уголовников. Но ведь те, которые их забирают, приходят с оружием? Филипп мне сказал, что её забрали из-за блога в Интернете, который она вела. Но что они там у неё нашли? Она вела там светскую хронику с шикарных закрытых вечеринок, с фотографиями актрис и телеведущих, пьющих шампанское. Когда пришли её арестовывать, подросток показал своё пневматическое ружьё, сказал, что она числится в списках на арест и они её забрали. [Монолог фотомодели] Я находилась в офисе с Марлен и Зоей, согласовывая условия контракта о демонстрации мод, когда вдруг послышались шум, крики. Я хотела открыть дверь, но её уже выбили. Вошло трое типов, двое из них с оружием, а третий, который был без него, сказал нам: «Вы пойдёте с нами». Так как мы на это не среагировали, он наклонил голову и нагло добавил: «Да, праздник закончился!» Нас погрузили в автобус с какими-то ещё людьми, Виолета была в бюстгальтере, Луиза в бигуди, эти типы посмеивались, один из них держал немецкую овчарку без намордника, все были в ужасе. Я спросила, что происходит, они нас привезли в отделение полиции, но сами не были полицейскими. Тот, который держал собаку, закричал мне, что полиции больше не существует и нужно иногда слушать новости вместо того, чтобы рассматривать свою задницу. Нас разместили в старом доме, где пахло мочой, в крохотных комнатках с уродливой мебелью и просевшими кроватями. Я вышла на балкон и в это время раздались выстрелы. Марлен упала в обморок, Ваниль завизжала. Это был кошмар. У нас нет ни смены одежды, на нас нижнее бельё не по моде, даже бюстгальтеров нет. Мы имеем право выходить отсюда не более чем на полчаса в день, нас кормят хлебом, дешёвой колбасой и тёртой морковью. Сегодня утром пришла девка в камуфляже и заявила нам, что это не отель, они не собираются нас кормить годами, и что мы должны работать. Для неё мы никогда в жизни не работали. А то, что мы на подиуме с пятнадцати лет, не в счёт? Ночные перелёты, всё время то жарко, то холодно, то нет времени поесть, нужно сделать причёску, ругаться с агентами, находиться всё время в страхе, что на твоё место найдут более красивую. Но для этих людей это не работа, я никогда не работала. Эта девка испытывала удовольствие нас унизить. Но мы, даже не толком не причесавшись, были великолепны, тогда как она как была чурбаном, так им и останется. [Монолог революционера] Моя мать плачет. Она говорит, что всегда была на стороне жертв, но сейчас жертвы поменяли лагерь, и она тоже. Сказала, что если я поддерживаю движение, то это моё дело, но у неё больше нет сына. Она была согласна и с реквизицией жилья, и с реформой банковской системы. Как и все остальные, она не могла понять, как армия и полиция могли самораспуститься в течение нескольких часов. Её это насторожило, но она приняла сторону победителей, вдохновлённая мыслью, что грядут перемены. Но когда она узнала о существовании списка лиц, подлежащих аресту и, особенно, когда я ей сказал, что буду патрулировать сектор Нейли-Булонь, то она просто обезумела. Я ей сказал, что мы будем патрулировать с оружием, она побледнела и начала орать на меня. С тех пор мы не виделись. Последнюю неделю я почти не спал, надо было арестовать пятьдесят два руководителя предприятий. Всё происходило ночью, но днём надо было провести подготовку, это было настоящее безумие. Я мотался по всему городу, надо было объяснять всяким проходимцам, что сейчас происходит, искать контакты, находить торговцев оружием, торговаться с ними, уходить, снова торговаться, покупать. Это был ад, я постарел за десять дней на десять лет. Потом поехал в Лион, Марсель, Бордо, необходимо было координировать акции. Директора супермаркетов покидали свои должности, и кассиры тоже, добровольцы взяли на себя бесплатное распределение. Марсель был во власти безумия, но двух дней хватило, чтобы всё немного успокоилось, после чего мы занялись переселениями. Там было горячо, были драки, когда не было иного выхода, мы пускали в ход оружие. В пригороде Лиона, Мингет, ребята не успели сформировать отряды, и некоторые из них были просто дурные, результат – восемнадцать трупов. Я вернулся домой на день, чтобы отоспаться, а тут мать орёт, и я не могу заснуть. Она мне говорит, что весь мир сошёл с ума, и я тоже, что мы так и не поняли, что такое социальный прогресс, и что самые бедные ещё поплатятся за то, что мы натворили. Напомнила, что у меня технический диплом и я устроился на работу в финансовую корпорацию Кофидис по блату, который мне организовал мой брат. Я не стал ей объяснять, что Кофидис уже прекратил своё существование. [Из письма, обнаруженного на трупе директора телевизионных программ TF1, найденном в Сене 2 апреля] Ален, я увезла наших детей в Женеву. Я не понимаю, почему после перестрелки возле здания Франс Телеком ты продолжаешь вести себя вызывающе в ответ на угрозы. Ты демонстративно фотографируешься, чтобы показать солидарность с правительством, хотя я просила тебя этого не делать. В последние недели, когда все просили тебя изменить ориентацию выпуска новостей в 20 часов и делать упор на социальные вопросы, ты этого не сделал. Каждое утро ты прогуливаешься в Булонском лесу с двумя телохранителями, хочешь казаться смелым, но ты ошибаешься. Сейчас необходимо пригнуться, и ждать, когда всё успокоится. Почему ты делаешь наоборот? Приезжай к нам, Ален. Подумай о детях! Подготовил Александр Сивов Продолжение следует |
|