На сайте «Русская линия» выложена проповедь клирика храма Воскресения Христова иерея Алексия Успенского, сказанная им 27 января у поминального креста в Московском парке Победы. Этот святой для каждого жителя нашего города день священник Православной Церкви сделал поводом для политической спекуляции, по сути, плюнув в лицо тем, чью память собрались почтить у Креста.

Вот хоть убейте, не пойму: почему, если прорыв блокады совпадает с церковными праздниками, это означает кару, а не благословение. И тем более не понимаю, почему блокада является карой, а, скажем, убиение христиан с помощью львов – мученичеством. Где критерии? Ведь сопротивление Гитлеру благословлялось Православной Церковью.

Уже 22 июня патриарший местоблюститель митрополит Сергий сказал: «Если кому, то именно нам нужно помнить заповедь Христову: “Больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя”. Душу свою полагает не только тот, кто будет убит на поле сражения за свой народ и его благо, но и всякий, кто жертвует собой, своим здоровьем или выгодой ради Родины».

Можно любить или не любить митрополита Сергия, но анафеме его пока что у нас не предавали, и его пастырское слово есть слово патриаршего местоблюстителя. И сказано им совершенно четко: «Путем самоотвержения шли неисчислимые тысячи наших православных воинов, полагавших жизнь свою за Родину и Веру во все времена нашествий врагов на нашу Родину. Они умирали, не думая о славе, они думали только о том, что Родине нужна жертва с их стороны, и смиренно жертвовали всем и самой жизнью своей».

Если применить эти слова к ленинградской блокаде, то получается, что смерть ленинградцев была мученичеством, а не карой. А речи митрополита Сергия, повторяю, из истории Церкви пока что никто не вычеркивал.

Сказанная о. Алексием проповедь заставляет задуматься и еще кое о чем, а именно: об уровне исторических знаний наших священников. А ведь они берутся, да и обязаны судить о русской истории. Уровень же этот таков, что не знаешь, смеяться или плакать.

Похоже, что о. Алексий учил историю по советскому учебнику для 4 класса, ибо уже в учебнике для 10-го класса было сказано, что бунт, вообще-то говоря, являлся лишь антуражем для Февральской революции. А делали ее «верхи» русского общества.

4 апреля 1917 года французский военный разведчик капитан де Малейси в своем донесении докладывал: «Лидером искусно и давно подготовленного заговора был Гучков, поддержанный Техническими комитетами при содействии вел. кн. Николая Николаевича, охотно согласившегося на проникновение таких организаций в армию для ее снабжения… Видным организатором выступил британский посол сэр Джон Бьюкенен, верховодивший всем заодно с Гучковым.»

Интереснейшие мемуары оставил и сам сэр Джон, многих привечавший в своем хлебосольном доме. «Дворцовый переворот обсуждался открыто, и за обедом в посольстве один из моих русских друзей, занимавший высокое положение в правительстве, сообщил мне, что вопрос заключается лишь в том, будут ли убиты император и императрица или только последняя».

Есть данные, что первоначально заговорщики готовили для Николая Второго тот же сценарий, что и для Павла Первого, но впоследствии остановились на другом, более мягком варианте действий: убивать не надо, достаточно нейтрализовать.

Думаю, уже из вышеприведенных отрывков видно, что смута в Петрограде была всего лишь декорацией. Не так уж трудно дезорганизовать и без того дезорганизованное снабжение и вызвать беспорядки, и совсем нетрудно спровоцировать бунт в каком-нибудь из полков – для этого достаточно одного - двух провокаторов. И совершенно непонятно, почему вину за Февральскую революцию о. Алексий решил возложить на голодных петроградских рабочих, а не на высокопоставленных заговорщиков.

А что касается Октябрьской революции, то она, собственно, и не была революцией. За восемь месяцев своего правления господа заговорщики и прочие либералы довели страну до состояния полной разрухи и паралича. И это счастье, что нашлись какие-то там большевики, которые не побоялись взять власть и хоть как-то восстановить хоть какой-то порядок. На белую армию в этом смысле надежды было мало, ибо верховодили в ней все те же деятели Февраля, а как они управляют государством, великолепно показал 1917 год. Ну, перестреляют они большевиков, перепорют остальное население – а дальше-то что?

Из вышеприведенного отрывка видно, что о. Алексий о Первой мировой войны знает лишь то, что она была. Невредно бы и вспомнить, как она начиналась. Германия не была заинтересована в войне с Россией, она очень нервно относилась к войне на два фронта. Поэтому кайзер Вильгельм выжидал, глядя, как поведет себя Николай. Но в российских верхах было три мощнейших агента влияния Антанты – министр иностранных дел Сазонов, начальник Генштаба Янушкевич и великий князь Николай Николаевич.

28 июля 1914 года Австрия объявила войну Сербии. Вильгельм посылает Николаю телеграммы, убеждая его не вступать в войну. Однако Сазонов 29 июля добивается от Николая приказа на частичную мобилизацию. А надо пояснить, что по понятиям того времени мобилизация в крупной стране приравнивалось к объявлению войны.

Получив еще одну телеграмму от кайзера, Николай отменяет приказ. И тогда утром 30 июля Янушкевич является к царю и говорит ему, что немцы уже начали мобилизацию. Узнал он об этом из телеграммы корреспондента Петербургского телеграфного агентства в Берлине Маркова. Уже через пять минут это сообщение было опровергнуто – так что Янушкевич не ошибался, он сознательно врал царю. Впрочем, Вильгельм еще не объявлял войны. Он предъявил Николаю ультиматум, дав ему двенадцать часов, чтобы отменить мобилизацию. Однако Янушкевич… исчез. В течение этих двенадцати часов его нигде не могли найти.

Так началась Первая мировая война. Как видим, за свою Родину в данном случае дрались не мы, а немцы. Ну, а то, что война шла на нашей территории, означает лишь одно – германцы лучше воевали. А теперь о том, что мешало нашим солдатам думать только о победе. Лучше всего, наверное, на этот вопрос ответит генерал Брусилов: «Сколько раз спрашивал я в окопах, из-за чего мы воюем, и всегда неизбежно получал ответ, что какой-то там эрц-герец-перц с женой были убиты, а потому австрияки хотели обидеть сербов. Но кто же такие сербы – не знал почти никто, что такое славяне – было также темно, а почему немцы из-за Сербии вздумали воевать, было совершенно неизвестно».

Стоит ли удивляться, что русские люди не хотели терпеть лишений ради такой великой цели? В 1941 году каждый школьник знал, из-за чего идет война – потому что немец напал на нас и хочет захватить нашу страну и уничтожить наш народ (и это, кстати, была чистая правда). Такая война касается, по выражению Солоневича, «каждой национальной спины».

Это совершенно замечательный аргумент. Русская армия, которая терпела поражения от немцев в 1914-м, в 1915-м, в 1916-м году, вдруг взяла и победила бы в 1917-м! А чем этот год был так уж славен? Армия не стала ни более сытой, ни лучше одетой, техническое отставание ее от немцев только росло, да и боевой дух не поднимался. Хотя, впрочем, нет. Начиная с 1915 года, со времени отступления из Галиции, в армии были введены телесные наказания. Солдат-фронтовиков стали пороть розгами! В том числе и для поднятия боевого духа. Уж верно, с таким-то стимулом русская армия точно бы победила…

К сведению о. Алексия и его легковерной паствы: Россия не могла победить. Поскольку русский фронт был для Германии второстепенным. Основным фронтом Первой мировой войны был Западный, судьбы войны решались там, так что победила бы не Россия, а Антанта. При этом Россия осталась бы с полностью разоренным сельским хозяйством и чудовищными долгами, которые еще надо платить.

Да, конечно, если бы население России продолжало плодиться, как колония кроликов и питалось воздухом. Поскольку с увеличением благосостояния населения рождаемость падает – чтобы достичь таких показателей, Россия должна была бы оставаться такой же нищей, какой была в начале ХХ века. Но миллиарда все равно бы не вышло. Почему? Вот что написано о продовольственном положении у Брокгауза и Евфрона в статье «Голод в России»: «…Голод 1901 г. в 17 губерниях центра, юга и востока, голодовка 1905 г. (22 губернии, в том числе четыре нечерноземных, Псковская, Новгородская, Витебская, Костромская), открывающая собой целый ряд голодовок: 1906, 1907, 1908 и 1911 гг. (по преимуществу восточные, центральные губернии, Новороссия)».

В конце 1890-х годов хлеб продавали лишь 9% российских крестьян, остальная крестьянская масса, не в силах продержаться до нового урожая, хлеб покупала… или голодала. Как видим, Россия не способна была прокормить даже 150 миллионов населения – интересно, как бы она стала кормить миллиард? При том, что столыпинская реформа провалилась, а сталинская коллективизация, в результате которое наше сельское хозяйство выбралось, наконец, с уровня феодализма, без Октябрьской революции не была бы проведена?

Фантазии о приобретении Босфора, Дарданелл и прохода через Суэцкий канал оставим на совести о. Алексея. А теперь о том, что Россия потеряла бы. Может быть, батюшка не в курсе, но война эта велась на западные кредиты, которые еще надо было отдавать, и если кто думает, что святое выполнение «союзнического долга» хоть как-то уменьшило процент, то он серьезно заблуждается. И только большевики, отказавшись оплачивать долги царского правительства, сбросили с России эту ношу.

Единственно, с чем можно согласиться, так это с высказыванием: «Если бы не было революций 1917 года, не было бы и Блокады». Это точно. Если бы не было революций, мы очень быстро оказались бы на положении колонии западных государств, и уж тогда точно никакой блокады бы не было. Впрочем, как и самой нашей страны…