Понятно, что при таком идейно-тактическом раскладе ни о какой перспективе «бархатной» революции в России не может идти и речи. Но почему то, что удалось оппозиционным элитам уже трех постсоветских стран, представляющих самые разные типы региональных политических менталитетов (от кавказского до центрально-азиатского), даже в теории не удается демократически ориентированной российской элите?

На мой взгляд, причиной такого положения дел является то печальное обстоятельство, что российская оппозиция не может/не хочет противопоставить действующему режиму ничего принципиально отличного от него – никакой альтернативной политической модели. Программные цели основных оппозиционных движений («Яблоко», «Объединенный гражданский фронт», «Народно-демократический союз» и др.) – примитивно идеалистичны, абстрактны и начисто лишены «вкусовых свойств»: «восстановление и развитие федерализма», «правовое социальное государство», «честные демократические выборы», «государство для граждан, а не граждане для государства», «формирование эффективной рыночной экономики и становление гражданского общества». Все эти, подобные пустым и к тому же давно сдувшимся воздушным шарикам лозунги почти до полного родства сближают оппозиционные партии с… «Единой Россией», «Справедливой Россией» и всеми возможными будущими «Россиями», которые могут еще народиться в кремлевских политлабораториях.

Альфа и Омега всех «серьезных» российских оппозиционеров – смена правящего режима при сохранении действующей Конституции - по своей сути являются манифестом глубочайшего конформизма. Для того, чтобы превратить РФ в демократическое правовое государство, «достаточно обеспечить выполнение в полном объеме действующей Конституции» – считают российские демократы. Но почему россияне должны верить в то, что, даже заняв кресла единороссов (представим на миг такое!), демократы смогут «в полном объеме» исполнять действующую Конституцию, а не будут, как и раньше, бессильно критиковать ни капли не считающееся с ними авторитарное правительство? Или – что куда более вероятно - не станут сами «единороссами» (благо опыт перетекания «демократов» во фракции власти уже накоплен богатый)? Или что вместо авторитарного лидера Путина по действующей Конституции таким же точно «конституционным образом» когда-нибудь не нагрянет из-за кремлевских кулис такой же точно «отец народа», только с другой фамилией? Где гарантии, что зафиксированная в нынешней Конституции суперпрезидентская государственная система, уже порождавшая в этой стране недемократические режимы, не породит их вновь?

Этих гарантий сегодняшняя российская оппозиция дать не может, как не могли их дать своим согражданам и «разноцветные» оппозиции Грузии, Украины и Киргизии. Но последние, в отличие от первой, осознав, что бороться с режимом его же политическими идиомами бесполезно, отказались от догмата «конституционной невинности», противопоставив ему лозунг об утверждении принципиально иного государственного устройства, которое в итоге сделало победу бархатных революций в этих странах действительной победой общества над авторитарной властью, а не свело все к очередной перетасовке бюрократических кланов.  
 

Парламентские прививки от авторитарного бешенства 

«Бархатные» революции состоялись благодаря тому, что политические элиты Украины, Грузии и Киргизии восприняли не просто декларативный лозунг о построении «государства всеобщего благосостояния, близкого по своим параметрам к европейским образцам» (цитата из «Демократического манифеста» «Яблока», которая в том или ином виде присутствует в программных документах всех российских партий, притом не только оппозиционных). Революционеры победили авторитарные режимы проверенным оружием западной демократии – идеей парламентаризма. Лозунг «слома авторитарного режима» и «проведения свободных выборов» (на котором вот уже столько лет бессильно болтается российская оппозиционная идея) сам по себе беспомощен – он не предлагает механизмов ни для утверждения более справедливых правил политической жизни в стране, ни для контроля за нарушением этих правил. Механизмы предлагает системная идея, и наиболее перспективной в сегодняшнем мире оказывается именно парламентская система, институционально утвердившая современные западные демократии и сделавшая их на сегодня эталоном демократического государственного устройства. Эффективность этой идеи подтвердили и революционные события в странах до того бесперспективно дряхлевшего СНГ.

Политическая реформа, превратившая в итоге Украину в парламентскую республику, была визитным лозунгом «оранжевой» революции. Поддержанное населением требование конституционной реформы, утверждающей демократическое разделение властей и расширяющей права парламента, позволило оппозиционерам осуществить революцию «тюльпанов» в Киргизии. В Грузии вопроса о кардинальном изменении расстановки исполнительно-законодательных сил в ходе революции «роз» не стояло по той простой причине, что парламентские лидеры эту революцию и осуществляли - к тому времени грузинский парламент уже был мощной государственной силой. А постреволюционные поправки в Конституцию еще существеннее расширили его полномочия по осуществлению контроля за деятельностью исполнительной власти. В частности, парламент Грузии имеет право отправить сегодня в отставку правительство 3/5 голосов от общего количества депутатов, ставить вопрос о роспуске всего правительства либо о снятии с занимаемых должностей премьер-министра и любого члена правительства.

Многие (особенно российские) критики революционных преобразований очень радовались, когда грузинские постреволюционные «розы» показали свои «шипы», украинские «апельсины» обнаружили «червоточины», а киргизские «тюльпаны» рассыпались на различные клановые «лепестки» и начали активно, а зачастую и агрессивно бороться за место под властным солнцем. Однако кризисы, до сих пор сотрясающие эти страны – отнюдь не довод против «приживаемости» парламентско-демократических привоев в бывших странах СССР. «Оранжевые» революции – конечно, не панацея от всех государственных проблем, но сама либеральная идея, под знаком которой они осуществляются – это, безусловно, политическая прививка от авторитарного «бешенства» власти.

Главный итог проникновения в общественное сознания идеи парламентаризма (реального, а не «игрушечного») – идеи избираемой, контролируемой власти, которая держится не на административно-неправовых ресурсах, а на системе обратных связей с избравшим ее населением, – состоит вовсе не в появлении 100-процентной возможности избегать политических кризисов, а в формировании пресловутого «гражданского общества»,  которого так страстно на словах, но, увы, пока не на деле жаждет российская оппозиция. Лучше один раз почувствовать, чем тысячу раз услышать из уст политиков, что ты – гражданин. И однажды осознав себя гражданами во время «бархатных» революций, грузины, украинцы и киргизы едва ли уже позволят власти обращаться с собой как с недееспособными полудегенератами. Значительная часть граждан этих стран не приветствовала и не приняла разноцветные революции, но в условиях изменившегося политического сознания некой критической массы населения и критики новых режимов стали отставать свои позиции в изменившихся условиях по новым, более демократическим и цивилизованным правилам игры. Яркий пример такого рода – приход к власти в Украине политических сил Востока во главе с нынешним премьер-министром Виктором Януковичем. 
 

Секрет цветного долголетья 

Конечно, страны, вставшие на путь парламентаризма, не застрахованы от политических катаклизмов, как, впрочем, и любые западные либеральные режимы. Просто теперь разрешение этих катаклизмов зависит не от желаний небольшой административно-силовой корпорации, а от настроений большей части населения. Именно поэтому не так уж страшно, например, что революционную парламентскую конституцию в Киргизии недавно сменила конституция «более президентская» – это не значит, что все достижения демократизации пошли прахом. Это значит лишь, что ныне президент Киргизии получил своеобразный политический кредит от населения – шанс показать себя хорошим администратором (а не диктатором), найти компромисс с парламентом и пути решения актуальных социально-экономических проблем.

В РФ партия власти тоже зачастую использует эту формулировку – «кредит доверия». Но не стоит путать киргизскую ситуацию с российской. В РФ президент «получает» все необходимые ему кредиты не в конкурентной борьбе с парламентской оппозицией, а в условиях принципиального отсутствия альтернативы правящему курсу как таковой, и не путем убеждения граждан в своей правоте, а методом административно-силового подавления любых протестных выступлений. К тому же «кредит доверия» в странах с настоящим парламентом не означает абсолютного всесилия дебитора – расширив свои полномочия, президент Киргизии Курманбек Бакиев все же не смог заставить парламент утвердить кандидатуру премьер-министра Феликса Кулова – компромиссным премьером стал другой политик - Азим Исабеков. При этом оппозиция президенту в Киргизии настроена очень оптимистично: «У нас достаточно оппозиционных ресурсов, чтобы в течение 2-3 недель повернуть ситуацию совершенно в другую сторону. Но мы понимаем, что сегодня эти "качели" точно так же быстро уйдут в обратном направлении. И хотя нам не нравится это слово - "стабильность", - но она нам сейчас очень нужна, – прокомментировал ситуацию газете «Дело» лидер коалиции «За демократию и гражданское общество» влиятельный оппозиционер Эдиль Байсалов. - Деспотия нам не грозит. Народ уже доказал, что он этого не позволит. Возможно, наша ситуация со стороны выглядит ужасно - люди на улице, парламентские кризисы. На самом деле это демократия, то, чем мы можем гордиться. У нас есть реальная политика. Мы не знаем, что будет через неделю. Мы можем апеллировать к общественному мнению. Думаю, Кыргызстан проходит большую политическую школу в направлении развития зрелой политической нации».

Примерно то же самое происходит в Грузии, где команда президента действует в согласии с основными парламентскими силами. И хотя зачастую создается впечатление, что президент Михаил Саакашвили во внутренней политике злоупотребляет кредитом общественного доверия, сомнений в том, что его власть и полномочия – это все еще кредит, а не авторитарная собственность, быть не может. Чего стоит хотя бы последний показательный эпизод, когда команда Саакашвили очень нервничала и всячески старалась поднять свой рейтинг перед … местными выборами (от которых, по мнению грузинских и международных аналитиков, во многом зависело дальнейшее управление страной), проходивших под строгим вниманием мониторингов неправительственных и международных организаций, результаты которых затем были переданы журналистам. И то, что ОБСЕ признала эти выборы небезупречными (в ходе мониторингов было выявлено нарушение конституционных прав около 8 % граждан), серьезно скомпрометировало грузинскую власть, ослабив ее позиции и внутри страны, и за рубежом. Так что политические перспективы и самого Саакашвили, и его партии сегодня весьма неоднозначны.

Примечательным, на мой взгляд, является и то, что наиболее цивилизованно, с точки зрения демократических процедур, многочисленные кризисы власти последних лет разрешались в Украине, сразу после «оранжевой» революции последовательно взявшей курс на полноценную парламентско-республиканскую форму правления без каких-либо «переходных» стадий. Именно поэтому почти никто не успел заметить «авторитарных» поползновений президента Виктора Ющенко, который, на самом деле, по примеру своего грузинского коллеги несколько раз пытался усилить президентскую власть, однако достаточной поддержки в обществе не получил. Зато получил мощное контрдействие со стороны парламента, который к сегодняшнему дню очень сильно ограничил полномочия президента, фактически лишив его даже умозрительных «авторитарных» мечтаний.

В целом, несмотря на все кризисные явления, «цветные» демократии доказали свою состоятельность и перспективность на постсоветском пространстве, еще больше оттенив застойность и политическую омертвелость вертикально-авторитарного российского режима. Хочу подчеркнуть, что, говоря о превосходстве политического устройства стран победивших бархатных революций над политической моделью РФ, я имею в виду именно политические и гражданские преимущества, не сравнивая экономические ресурсы и связанные с этим минусы и бонусы различных стран.  

Чем гордились, тем и придавились… 

Таким образом, самое ценное знание, которое может вынести из опыта цветных революций российская оппозиция, это тот идейно-тезисный базис, который позволил их коллегам морально и политически побороть правящие авторитарные режимы. А главным тезисом победивших революционеров было не нытье о «честных выборах» и «усилении роли гражданского общества» при обязательной неприкосновенности Конституции, но предложение радикальной реформы всей госсистемы (а значит, и Конституции), превращения ее в демократический строй западного парламентско-либерального толка.

Однако мысль о парламентской демократии, принципиально отличающейся от сегодняшней конституционно зафиксированной формы правления в РФ, почему-то не только не объединила, но до сих пор даже не «зацепила» российских оппозиционных демократов. «Мы за парламентский контроль над властью» - вот единственная поверхностно-декларативная фраза, которая фигурирует в манифесте «Народно-демократического союза» (притом девятой по счету - после лозунгов типа «Мы за то, чтобы наши дети получали верные жизненные ориентиры», «Мы против массовой пропаганды распущенности и бездуховности, культа власти и «легкой наживы» и т.п.). У остальных крупных демократических движений официальные программы в лучшем случае содержат невнятное бормотание «между делом» про «развитие парламентаризма» и «парламентского контроля» или  «изменение политической системы в сторону ограничений полномочий президента».

Единственным примером демократического движения, сделавшего основной акцент на необходимости изменения политического строя в стране и превращении России в парламентскую республику было Петербургское Гражданское Сопротивление (в него  вошли местные отделения крупнейших оппозиционных партий и ряд петербургских общественных деятелей), которое, однако, так и не смогло по-настоящему о себе заявить. Прежде всего, потому, что федеральные начальники партий, вошедших в состав ПГС, остались абсолютно равнодушны к инициативе своих петербургских коллег.

Особо следует упомянуть о Национал-большевистской партии, не раз провозглашавшей устами своих лидеров (как московских, так и петербургских) тезис о необходимости парламентской республики в РФ. Эта партия, однако, сегодня с трудом поддается традиционной политической характеристике (демократическая? националистическая? империалистическая?), поскольку многие ее лозунги и действия, по сути, вступают во взаимное идеологическое противоречие и нивелируют друг друга. Но лично мне все же хочется надеяться, что если начавшийся было процесс сближения НБП с либерально-демократическими движениями (но ни в коем случае не с националистическими и неоимперскими!) продолжится, то в итоге в России могла бы когда-нибудь народиться новая - более перспективная, чем все сегодняшние, оппозиционная сила. Опираясь на успешные опыты «бархатных» революций и провозглашая четкую программу парламентаризации РФ по западному образцу, эта сила смогла бы стать реальной (а не «игрушечной») альтернативой беспросветно-недемократическому режиму.

Однако даже сегодня, в канун очередных безальтернативных выборов, когда все тайное окончательно стало явным, российские оппозиционеры по-прежнему отказываются поставить вопрос о перенимании революционного опыта ближайших соседей.

Почему? На мой взгляд, российским оппозиционерам застилает глаза не только их недальновидность и недогадливость.

Ведь неслучайно лидер НБП Эдуард Лимонов, не раз произносивший самые «зажигательные» и логично выстроенные речи о превосходстве парламентаризма над действующим российским режимом (которые, на мой взгляд, могли бы стать отличной и отнюдь не «игрушечной» демократической предвыборной агитацией), в то же время уперто не признает бархатных революций (в его терминологии - «оранжевых спектаклей» и «криминальных переворотов»).

Не случайно и российские демократы, восхищающиеся западными политическими системами и даже признающие позитивность цветных революций, в тоже время мертвой хваткой вцепились в российскую непарламентскую конституцию и даже под страхом политической смерти отказываются от нее оторваться, чтобы рассмотреть, как следует, и реформировать.

Уверена, что природа всех этих «пунктиков» отечественной оппозиции очень отечественна и, увы, по-прежнему весьма характерна для любых политических начинаний в России (и авторитарных, и социалистических, и демократических). Похоже, ни одна крупная оппозиционная сила в РФ сегодня не способна сказать уверенное «нет!» главной идеологической составляющей нынешнего авторитарного режима – его имперскому снобизму, перманентно перетекающему в чванливый национализмом. Именно эта «национальная идея» явно или неявно угадывается в действиях российских оппозиционеров, именно она до сих пор не дает им пойти на выучку к «младшим братьям» (на деле уже вполне ставших «старшими») и вооружиться против кремлевской власти «неигрушечным» политическим оружием.

Ведь для того, чтобы это оружие «выковать», нужно не только учесть, что кто-то уже смог сделать это раньше, но еще и уважительно поинтересоваться: каким именно образом он этого достиг? То есть, нужно признать, что примером для страны, вечно претендующей на статус то «Третьего Рима», то «углесероводородной сверхдержавы» (с трудом готовой более или менее признавать как образцовый лишь опыт США и крупнейших европейских стран), может и должен быть опыт тех, кто только вчера вышел из-под имперского контроля России, но кто уже успел превзойти ее в политическом развитии. Это для русского империалистического и националистического сознания просто непосильная задача, так что – «Нет, нет, нет! «Бархатных» революций не было… Действующий конституционный строй в РФ незыблем…. Тиран ведь, в отличие от конституции, не вечен, так что, глядишь, может, и доживем до демократической весны РФ – честных выборов…И дальше – рай, рай…» Убеждает? Лично меня – не особо. 
 

Хватит ходить по ниточке! 

Националистическая идея способствовала демократическим революционным преобразованиям в Грузии и Украине. Почему же она не может «выстрелить» в нужном направлении в РФ?

Прежде всего, потому, что российская элита понимает националистические приоритеты совсем не так, как «цветные» элиты стран СНГ. В Грузии и Украине во время революций «национализм» оппозиции заключался в антироссийских лозунгах (т.е., в идее свержении местных авторитарных режимов, поддерживаемых Москвой) и был строго завязан на антинационалистическую, по сути, идею ориентации на либеральные западные демократии. Именно поэтому «бархатный национализм» стал одним из рабочих двигателей цветных революций.

Российский же национализм (даже если он мыслит себя оппозиционным), обидчиво отвергающий или недооценивающий достижения «цветных» соседей и при этом понимающий принципы устройства западных государств так, как ему удобно (то есть, «не в ущерб» действующей в РФ квазимонархической конституции), не может способствовать парламентско-либеральному преображению РФ, ибо, по сути, следует в фарватере «путинского» режима, давно освоившего и эффективно использующего удобный конек русского национализма. Сражаться с режимом его же оружием бессмысленно, потому что это сражение воспринимается не как битва героя с чудовищем за счастье эльфов-мотыльков, а как примитивная грызня двух чудовищ за логово.

Для того, чтобы вылезти из «коробки с игрушками» и стать «настоящими», российским оппозиционерам нужно отказаться не от дружбы с «игрушками», а от самой «коробки». А чтобы было не так страшно, можно посмотреть на то, как преобразились те, кто из подобных «коробок» уже выбрался. И, возможно тогда, встав во весь рост, российская оппозиция сможет, наконец, убрать эту «коробку» вместе с оставшимся в ней «чудовищем» российского авторитаризма и всеми его имперско-националистическими амбициями, чтобы жить в пусть не всегда стабильном и бескризисном, но единственно реальном политическом мире.