Сейчас, когда почти стихли еще недавно столь громкие вопли об угрозе оранжевой революции в России, настало самое подходящее время сказать по этому поводу несколько слов. Не для того, чтобы подвести черту под чужой политической близорукостью – действительной или наигранной, в угоду Кремлю – а потому, что за всем тем политическим балаганом оранжевого цвета стоят проблемы гораздо более серьезные, чем может показаться с первого взгляда.

Череда оранжевых революций, которую открыло свержение Слободана Милошевича в Югославии, сама по себе не была чем-то новым в политической истории, в том числе - и в новейшей. Как таковая схема оранжевой революции весьма сильно напоминает схему антикоммунистических переворотов в ряде стран Восточной Европы в конце 80-х – начале 90-х гг. И речь идет не столько о технологии, сколько об идее, которая лежит в основе такого рода метода «смены режима».

После известных событий на Украине и в Грузии на головы русских, да и не только, людей путинский агитпроп (в том числе и его добровольные подразделения, вроде «Русской Линии») обрушил целый информационно-пропагандистский поток – настолько же интенсивный, насколько и однообразный по содержанию. Суть его сводилась к следующему: злые люди, которые живут в США и немножко в Западной Европе, сейчас занимаются тем, что устанавливают полностью подконтрольные им режимы на территориях бывшего СССР. Для этого они используют, понятное дело, «грязные технологии». Какие - не уточнялось, а если и уточнялось, то примерно так: «какие? ну очень грязные…». Но была в этой агитпроповской стряпне и новая, довольно интересная, изюминка. А именно: коварный враг, кроме «грязных технологий», придумал кое-что еще: он опирается на националистов. Мол, а вы как думали! Это они только с виду Родину любят и за свой народ готовы умереть, а в действительности помани их долларом, так сразу все продадут! Вон, как в Сербии, или как на Украине.

В оранжевое чудище-страшилище, госдеповское тараканище, готовое сожрать и Путина, и Суркова, поверили не только «благонамеренные» обыватели и разного рода духовно-политические олигофрены a-la «умеренные патриоты». В него поверили и по другую сторону баррикад. Когда одни пугали народ оранжевой революцией, другие стали активничать, тем самым, давая «туда» сигнал: возьмите нас к себе! Мы тоже хотим в оранжевые революционеры! «Там» давали понять, что, в общем-то, они всегда «за», но пока что вот с приемом в оранжевые пионеры как-то не складывается.

И едва ли это было лукавством. И «те», которые «там», скорее всего, и вправду не могли взять в толк, почему здесь, в России, оранжевая коалиция не срастается. А если основы для нее (как в Сербии, в Грузии, на Украине) не сформировалось, то никакие грязно-грязнейшие технологии и сотни миллионов долларов не помогут.

Для уяснения причин, которые не позволяют прокрутить в России, «при прочих равных», оранжевую схему, необходимо, прежде всего, отвлечься от всей той агитпроповской брехни, которой нас основательно пичкали последние два года. И увидеть идею, лежащую в основе оранжевой революции. Формула ее проста: соединение прозападного национализма и демократии. Тот самый алхимический «брак» двух, казалось бы, разнородных элементов, который отметил в украинской политической реальности З. Бжезинский.

Эта идея, однако же, может быть реализована только во вполне определенной обстановке – не только в силу наличия/отсутствия конкретного политического момента, но в силу объективных религиозных, этнических и культурно-исторических (то есть, говоря попросту, цивилизационных) обстоятельств. Национализм, по самой своей природе – это движение, ставящее своей целью национальное развитие и процветание на основе национальной идентичности, национальной традиции. И потому он не может быть одинаковым для всех народов. (Иначе он бы не был национализмом.) И как нет на свете двух одинаковых наций, так нет и двух совершенно одинаковых националистических доктрин и движений.

Для одних народов естественно быть великими, для других – наоборот. Даже «малая» Россия в мире будет играть куда большую роль, чем «великая Албания» или «великая Латвия». И здесь речь идет не о превосходстве народов, а лишь о том, что все они различны; ведь нельзя же говорить, например, о превосходстве цветка над минералом или звезды над Луной. Нужно лишь понимать: равенства нет ни в природе, ни в мире людей. Нет его и среди народов.

Все нации являются представителями той или иной цивилизации. Соответственно, некоторые нации и государства являются цивилизационными центрами, ядром, вокруг которого группируются другие народы-сателлиты. У народов, которые сами являются цивилизацонным центром, национализм всегда опирается на свою традицию, и суть его сводится к идее собственного развития как самостоятельного ценностного центра.

Для того чтобы не углубляться в чистую теорию, обратимся к тем регионам, которые так или иначе связаны с темой оранжевой революции. А именно: Европе – Западной и Восточной, причем в последней особо следует выделить Балканы и Россию. Здесь мы видим (если исходить из классификации А. Тойнби) два цивилизационных очага: западный и православно-христианский. Последний так называл сам Тойнби: «православно-христианское, или византийское, общество, расположенное в Юго-Восточной Европе и России». К этому необходимо добавить, что границы меж цивилизациями нельзя понимать как некую метровую полоску земли, разделяющую столь различные духовно-исторические сферы. Границы цивилизаций предполагают наличие некоего «пограничья», включающего в себя, не больше и не меньше, целые страны и народы. То есть нации, которые являются историческими сателлитами каких-то цивилизационных центров. С одной стороны, они всегда, по самой своей природе, обречены «следовать за лидером», ибо сами по себе не являются самостоятельным ценностным, цивилизационным очагом. С другой стороны, это дает им возможность, которую можно даже расценивать как преимущество: не будучи сами лидерами, они, по крайней мере, теоретически могут менять «орбиты», меняя «ведущего» и перемещаясь из одной цивилизационной сферы в другую.

Очагом западной цивилизации является Западная Европа, границы которой (не считая Восточной Германии) вполне совпадают с европейскими границами НАТО 1990 г., за исключением, разве, Турции. Историческим центром православно-христианской цивилизации, с XV в., была Россия, ее носителем – русский народ.

Теперь посмотрим, в каких странах была отработана технология оранжевой революции в недавнее время. Это Югославия, Белоруссия, Украина и Грузия. Везде, кроме Белоруссии, метод себя блестяще оправдал; что же касается Минска, то там поражение было обусловлено, так сказать, не объективными, а субъективными факторами (однозначной позицией режима, подкрепленной качественной и жесткой работой силовых ведомств, которые не получилось подорвать изнутри). Ни одно государство, в котором оранжевый вариант был опробован – и, разумеется, ни одно из тех, где он был успешен – само по себе не является цивилизационным центром. Все они лежат в зоне историко-культурного пограничья, то есть являются цивилизационными сателлитами. При этом находятся они не между абсолютно разными по природе своей цивилизациями (каковыми, могли бы быть, например, та же западная и исламская), а между двумя центрами, которые, несмотря на все различия, восходят к одному корню – греко-римской христианской средиземноморской ойкумене. Соответственно, это определяет историческую неизбежность развития в этих странах двух типов национализма, в зависимости от ориентации на тот или иной центр – прозападного, или православного (прорусского).

Известное исключение, в данном случае, представляет собой православная Грузия, которая в течение многих столетий была окружена государствами, относящимися к исламскому миру. Поэтому грузинский национализм на протяжении этого времени развивался по преимуществу как прорусский. Однако в настоящее время, в условиях глобализации, для Грузии открылась возможность интеграции в западный мир – что стало причиной роста прозападного национализма и, как следствие, сделало возможным перенесение на грузинскую почву оранжевого опыта.

Яркий исторический пример развития двух типов национализма в сфере межцивилизационного пограничья дает Сербия. На протяжении всей ее истории XIX – начала XX столетий в Сербии боролись два течения, которые можно рассматривать как националистические.

Каждое из этих двух течений связано с одной из двух сербских династий – Обреновичами и Карагеоргиевичами (Караджерджевичами). Выразителями этих двух различных типов националистической идеологии традиционно считались сербские партии радикалов и напредняков (прогрессистов; официально они были основаны в 1881 г.). В обоих случаях идеалом было создание собственного, по возможности сильного, объединяющего всех сербов, национального сербского государства. При этом было совершенно очевидно, что Сербия не может претендовать на роль цивилизационного центра, каковыми тогда являлись на Западе Австро-Венгрия, Германская и Британская Империи, на православном востоке – Российская Империя. Соответственно, националистическая ориентация предполагала две возможных (и взаимоисключающих) идеи. Первая: за свободную национальную Сербию – европейскую страну, часть единого западного мира, его форпост в борьбе с исламской Турцией. Вторая: за свободную национальную Сербию – православную славянскую страну, младшую сестру Великой России, защитницы и покровительницы всего славянского мира. Сторонниками первого варианта были Обреновичи, занимавшие проавстрийскую позицию (в тот период времени представителем западной цивилизации на Балканах была именно габсбургская Австро-Венгрия). Этим-то и объясняется довольно прохладное отношение к Белграду русской дипломатии, а также тот факт, что после русско-турецкой войны 1877-78 гг. Петербург постарался уменьшить размеры территорий, которые должны были отойти к Сербии (что означало, в тот момент, усиление на Балканах австрийских позиций).

В 1903 г. династия Обреновичей была свергнута, и на престол вступил король Петр, первый монарх Сербии из династии Карагеоргиевичей. Можно сказать, тогда свершилась первая анти-оранжевая «революция». С этого же времени меняется и идейно-политическая ориентация Сербского королевства с проавстрийской на прорусскую, каковой она и будет оставаться вплоть до падения русского самодержавия в 1917 г. (При этом необходимо отметить, что в последующем королевская Сербия (Югославия) будет фактические единственной страной в Европе, которая станет активно помогать русской Белой эмиграции.)

С гибелью сербской монархии ушла в прошлое эпоха, когда во главе сербского государства стояли люди, которых можно считать националистами. Тем не менее, объективный факт нахождения Югославии в зоне межцивилизационного пограничья повлияет в последующем даже на политику Тито и его наследников.

И это «пограничное» состояние будет отражаться на националистической идеологии в Сербии всегда. Великолепным примером этого служит случившийся недавно раскол в Сербской радикальной партии. При этом сразу считаю нужным отметить: нет, я не отрицаю гипотетическую возможность того, что раскол этот явился следствием вражеской спецоперации, что кто-то работал на Ми-6, а кто-то – на ЦРУ, и т.д. Однако же очевидно, что кроме всех этих, условно говоря, субъективных факторов, раскол произошел и по вышеописанным объективным причинам. Сербская радикальная партия В. Шешеля всегда позиционировала себя как партия националистическая, антиглобалистская и пророссийская. Т. Николич, как очевидно, попытался сменить идеологический вектор, разыграв карту прозападного, европейского сербского национализма. И мотивы его не слишком сложно понять. Пророссийская позиция Шешеля не принесла ему пока что видимого политического дивиденда (грубо говоря, как сидел в Гааге, по издевательски глупому обвинению, так и сидит). Никакой существенной поддержки от Москвы радикалы не получают. Когда начинаешь это сравнивать с позициями тех, кто ориентируется на Запад, который из любого ничтожества в современной Сербии делает политическую звезду, сразу рождается множество грустных мыслей. Кто-то стоит до конца (как Шешель). Кто-то хочет выживать здесь и сейчас (как Николич). В этом смысле, весьма показательно то, какое название для своей организации выбрали ушедшие от радикалов «западники» – Сербская Прогрессивная партия. То есть именуются также, как называлась некогда наиболее лояльная Обреновичам западническая партия XIX в.

Все, сказанное выше относительно сербских культурно-исторических реалий, дает вполне ясное представление о том, в каких именно условиях может быть сыгран оранжевый вариант.

А также из этого ясно, что в России условий, необходимых для этого, на протяжении последних пяти столетий не было, и уже никогда не будет. Даже еще до падения Константинополя в 1453 г., после того, как была подписана Ферраро-Флорентийская уния, а на Руси, отказавшейся ее принять, была провозглашена автокефалия Русской Церкви, Россия стала осознавать себя как Третий Рим, мировой центр православно-христианской цивилизации, противостоящий иноверцам (Восток) и еретикам (Запад). Эта идея и легла в основу исторической русской национальной традиции, а стало быть, и исторического русского национализма. Вне ее националистическая русская идеология попросту невозможна. Стало быть, невозможно появление прозападного национализма (ибо означает отказ от собственной цивилизационной идентичности и своей истории как независимого цивилизационного очага), а с ним – и оранжевого чудища-страшилища. Сама по себе, конечно, концепция прозападного национализма была бы сейчас многими востребована, но она, как уже было сказано, просто нежизнеспособна. Попытки выйти из этого тупика породили целую плеяду разного рода региональных квази-национализмов: новгородского, сибирского, казачьего и т.п. Кстати сказать, «украинский национализм» развился в XX столетии по той же причине. Как в 90-е гг. сказали в киевском отделении УНА-УНСО одному моему знакомому (уроженцу Киева, но русскому черносотенцу, живущему сейчас в РФ), «мы отделились не от России, а от Кремля».

На наш взгляд, уроки борьбы с оранжевыми ветряными мельницами, с одной стороны, и построения оранжевых воздушных замков, с другой, следующие:

1) Сейчас уже ясно, что в России оранжевой революции «как в Сербии, как на Украине, как в Грузии» быть не может.

2) Россия и русская нация могут нуждаться во внешней помощи и импорте технологий, но онтологически не нуждаются в импорте идей.

3) В России невозможна националистическая прозападная революция; но в России возможна и необходима русская национальная контрреволюция.

Логичен вопрос: так все-таки, может ли быть в России национал-демократия? Что ж, ответ зависит от того, что вы изволите под ней понимать. Во всяком случае, можно с уверенностью утверждать одно: свободное правовое русское национальное государство не только возможно, но и необходимо; и его идея имеет глубокие и крепкие корни в нашей исторической традиции. Если это понимать под национал-демократией, то тогда ответ утвердительный.

Димитрий Саввин