Сергей Лебедев: Юбилей незнаменитой войны 

30 ноября 1939 года, ровно в 8 часов утра, началась советско–финская, или Зимняя, война. В истории нашей страны, переполненной войнами, та война, продолжавшаяся 104 дня и 4 часа, и закончившаяся победой русского оружия в полдень 13 марта 1940-го года, стала, по словам А. Т. Твардовского, войной «незнаменитой». Разразившаяся вскоре Великая Отечественная своим масштабом и значимости для всего мира как–то заслонила собой «малую» войну с финнами. Более того, поскольку с 1944 года и вплоть до конца советской эпохи Финляндия была дружественным (скорее даже вассальным) для СССР государством, то из соображений своего рода политкорректности в официальных советских исторических трудах старались не касаться скользкой темы той войны. В школьных учебниках истории и в солидных академических изданиях советско-финской войне отводилось в прямом смысле несколько строчек. В Финляндии же, напротив, о Зимней войне изданы тысячи книг и статей. Вообще героические предания о том, как маленькая Финляндия в одиночку три месяца сражалась с «рюсся» (русскими), стали для финнов главным предметом национальной гордости.

После начала горбачевской «перестройки» в нашей стране начали активно исследовать «белые пятна» истории, но под пером «перестроечных» журналистов «белые пятна» превратились в «черные». В результате стало складываться нелестное для нас стереотипное представление о войне: злодей Сталин, сговорившись с другим злодеем Гитлером, напал на маленькую демократическую Финляндию, но финны побили Красную армию, которая, конечно же, воевать не умела. В результате остается непонятным, почему же Карельский перешеек все же стал русским. Думается, нам, русским, нечего стыдиться той войны. Все было сделано правильно, хотя, возможно, и можно было сделать лучше.

Многие пишущие о советско-финской войне авторы, волей – неволей переносят на шесть с половиной десятилетий назад особенности современной Финляндии – страны мирной, стабильной, демократической и процветающей. Но довоенная Финляндия вовсе не была невинной овечкой, на которую напал русский медведь. К 1939 году финны жили в экономически отсталом, и политически нестабильном государстве–гарнизоне. И в области экономики, и, как ни парадоксально, в области политических прав, Финляндия 20-30-х г.г. сделала заметный шаг назад по сравнению с эпохой Великого Княжества Финляндского в составе Российской империи. Кстати, Финляндия в 1809-1917 г.г. была вполне независимым государством, связанным с Россией лишь династической унией – самодержавный император Всероссийский был по совместительству конституционным Великим князем Финляндским. Как видим, Финляндия до 1917 года вовсе не была российской губернией, и в этом смысле выражение о том, что Финляндия «отделилась» от России, или стала «независимой», не вполне корректны. Просто после падения российской монархии и превращение России в поле боя Гражданской войны, Великое княжество превратилось в страну, уже не связанную с Россией.

После 1917 года Финляндия, подобно другим лимитрофам, образовавшихся на территориях прежней Российской империи, так и не смогла достигнуть экономических показателей 1913 года. При населении в 3,5 миллионов человек Финляндия имела 100-тысячную безработицу. Единственной функционирующей отраслью финляндской экономики была лесная промышленность, а также строительство укреплений. Страна переживала демографический кризис: во второй половине 30-х г.г. в Финляндии умирать стало больше, чем рождаться. Вряд ли утешением для финнов было то обстоятельство, что в 30-е годы вымирали также Эстония, Латвия, а также флагман европейского декаданса Франция. В политической жизни медлительных спокойных финнов кипели латиноамериканские страсти. За первые 20 лет независимости страна пережила одну гражданскую войну, несколько заговоров, хаотическую смену правительственных кабинетов.

Но, несмотря на экономические и демографические проблемы, маленькая Финляндия была очень милитаризированным государством. Со всей страстью самостоятельно не воевавшей нации финны отдавались парадам, учениям, знаменам, мундирам. Немецкие журналисты отмечали, что Финляндия похожа на Пруссию. Военным делом финны начинали заниматься со школьной скамьи в «беличьих ротах», затем шла действительная военная служба в армии. Политически благонадежные граждане продолжали заниматься военной подготовкой в военизированной организации шюцкор («охранный корпус»). Женщины проходили военную подготовку во вспомогательной организации «Лотта Свярд». Военные расходы составляли 1/3 всех расходов страны, и это без учета расходов на шюцкор и строительство «линии Маннергейма». Благодаря всеобщей военизация Финляндия могла выставить под ружье больше солдат относительно общей численности населения, чем Германия после тотальной мобилизации. Война, и причем только война с Россией, была чуть ли не смыслом существования Финляндии. А между тем граница с Россией проходила в 32 км от Ленинграда.

Как и все соседи России, финны имели весьма значительные территориальные претензии к нашей стране. Собственно, экспансионистские планы по отношению к России преследовали многие деятели культуры и политики Финляндии еще с ХIХ века, когда Финляндия была Великим княжеством в составе Российской империи. Поэт Эмиль Квантен в 1855 году писал, что границы Финляндии должны пройти по «трем перешейкам» по линии Нева – Ладожское озеро – Онежское озеро- Белое море. Классик финской литературы Топелиус в 1876 году призывал финнов объединить под своим руководством все финно- угорские народы. После провозглашения независимости в 1917 году финляндские лидеры были готовы в любой момент приступить к расширению территории страны за счет России. Постоянно велась идеологическая обработка граждан Финляндии. Так, вопреки историческим фактам, финнов убеждали в том, что они были угнетены в Российской империи. Историки подсчитывали войны с русскими, начиная с древних летописных стычек. Не случайно, по мнению финнов, война 1939 - 40 гг. была 22-ой по счету русско-финской войной (!). Наконец, финнов убеждали в том, что все экономические и социальные проблемы Финляндии будут решены после расширения на юг и восток. Только в 30 е г.г. вышло шесть художественных книг, посвященных будущему взятию «Пиетари» (Ленинграда). Между различными финскими партиями происходили споры по поводу грядущих границ Финляндии, но в том, что Финляндия должна территориально увеличиться, согласны были все.

Впрочем, при всей своей воинственности, финляндские лидеры хорошо понимали, что Финляндия не сможет самостоятельно отхватить у русского соседа хоть вершок земли. Поэтому все стратегические планы финнов заключались в том, чтобы вступить в любую антирусскую коалицию. Опасаясь, что Финляндия потерпит поражение раньше, чем получит помощь, финские военные планировщики сделали ставку на сооружение на границе почти напротив Ленинграда мощной линии укреплений, известной как «линия Маннергейма». План ведения войны заключался в том, чтобы измотать советские войска на «линии Маннергема», а затем, дождавшись помощи от западных союзников, перейти в наступление.

Сооружение «линии Маннергейма» шло с 1927 года (впрочем, первые полевые укрепления появились в 1919 году), и к началу войны «линия» была почти готова. Сама «линия Маннергейма» пересекала весь Карельский перешеек. Эта «линия» была уникальным сооружением, состоящим из трех полос. Ширина «линии» была 135 км, глубина - 90 км. Обойти ее невозможно, стало быть, надо ее будет брать в лоб. Но при этом надо преодолеть 1000 дотов и дзотов, из которых 296 были настоящими крепостями.

Осенью 1939 года началась Вторая мировая война. Это обстоятельство вызвало энтузиазм у финляндских лидеров, почувствовавших, что наступает момент долгожданной войны с СССР. Уже 14 октября была объявлена всеобщая мобилизация. С Карельского перешейка было эвакуировано гражданское население. Впрочем, советские руководители также решили, что именно теперь, когда англо-французская коалиция отвлечена от Финляндии, а Германия (по договору о ненападении) не будет возражать против территориальных изменений на севере Европы, настал момент изменения границ. Разумеется, когда обе стороны стремятся к войне, она начнется. И 30 ноября 1939 года, в 8 часов утра, залпы тысяч батарей возвести ее начало.

«Малая» война оказалась не такой уж малой. С советской стороны в боевых действиях принимало участие свыше 1 миллиона солдат, с финской – 600 тысяч. За 105 дней боев обе стороны понесли огромные потери. Погибли 126 875 советских солдат, 265 тысяч были ранены и обморожено. Потери составили 40% личного состава участвовавших в войне частей. Финны потеряли 48 243 человека убитыми и 45 тысяч ранеными, что составляло 20% состава финских войск. Впрочем, учитывая отсутствие у Финляндии резервов, эти потери означали полное поражение финских вооруженных сил, исчерпавших все ресурсы. О характере боевых действий говорит небольшое количество раненых в общем числе потерь, причем у финнов раненых оказалось даже меньше, чем убитых. Все объяснялось лютыми морозами, и поэтому раненные, но не госпитализированные немедленно погибали от холода. Об упорстве обеих сторон свидетельствует удивительно малое по масштабам войны количество военнопленных. В плену оказались 5 567 красноармейцев, в большинстве своем обмороженных, и 806 финнов. Похоже, что бойцы противоборствующих сторон сражались по правилу - в плен не сдаваться и пленных не брать. Как видим, соотношение потерь было 1:3 в пользу обороняющихся, что является вполне приемлемой нормой потерь в наступательной операции (звучит это, конечно, жестоко, но таков военный язык). Более того, потери советской стороны вовсе не были чрезмерными, ведь русские наступали на хорошо подготовленную линию укреплений, в неблагоприятных климатических условиях.

Напоминание о потерях необходимо потому, что до сих пор на страницах западных и современных «российских» (то есть русскоязычных) изданиях советских бойцов той войны «убивают» сотнями тысяч. Еще финский главком Маннергейм, издавая по своей потерпевшей поражение армии по случаю заключения мира, объявил о том, что 200 тысяч русских не вернутся домой. В финских книгах уверяется, что финны уничтожили аж тысячу русских самолетов и 2 300 танков (это все показатели страха западного обывателя перед танковыми армадами СССР). Но финны все же не склонны проявлять чрезмерную фантазию. По сравнению с западными исследователями при злорадном подсчете трупов всех переплюнул плешивый «реформатор» Хрущев, объявив в своих пустословных мемуарах, что СССР в Зимнюю войну потерял миллион человек.

Для командования Красной Армии упорное сопротивление финнов оказалось неожиданным сюрпризом. Как это часто бывало в нашей истории, успехи в конфликтах с японцами и легкая польская кампания сентября 1939 года привели к «шапкозакидательским» настроениям военного руководства. Добавим к этому природные условия. На январь 1940-го года приходиться рекордно низкая температура за всю историю метеонаблюдений в регионе. Температура колебалась от нуля до – 42 С. Установился глубокий снежный покров, в котором застревала техника. И была острейшая нехватка времени. Войну надо было выиграть как можно скорее, пока на помощь финнам не пришли западные союзники.

Но разве есть сила, способная остановить русского солдата? В декабре 1939 года, успешно преодолев пограничные укрепления, овладев островами Финского Залива и форсировав реку Тайпале (Бурная), Красная армия остановилась перед «линией Маннергейма». Попытка взять ее сходу потерпела неудачу. Однако, после основательной подготовки, 11 февраля 1940-го года наша армия под командованием маршала С. К. Тимошенко вновь начала прорыв «линии». После мощной артподготовки, в ходе которой за несколько часов было выпушено больше снарядов, чем за всю русско-японскую войну, Красная Армия вгрызлась в финские укрепления, постепенно тесня неприятеля. К марту наши войска прорвали все укрепления «линии Маннергейма» и овладели хорошо укрепленным Выборгом. 12 марта в Москве финская делегация подписала мирный договор. На следующий день в полдень военные действия были прекращены.

По Московскому мирному договору к СССР отошел Карельский перешеек с городами Выборг и Кексгольм (Приозерск). Для Финляндии это были ощутимые потери. Она потеряла 10% территории, на которой жило 445 тысяч человек и которые обеспечивали треть промышленного производства Финляндии. Но наша страна обеспечивала себе защиту своей северной столицы. Цели СССР в войне были выполнены. Финны горделиво говорят, что Сталин хотел присоединить к СССР всю Финляндию, но Финляндия, оказывается, отстояла независимость. Как шутят финны, народ, обладающий своеобразным чувством юмора, в Зимней войне победил СССР, но Финляндия заняла почетное второе место. Но Сталин не стал продолжать войну, хотя знал, что к середине марта Финляндия исчерпала все людские и материальные ресурсы. Впрочем, если задача советизации Финляндии действительно стояла бы перед советским руководством, то Сталину ничто не помешало бы советизировать Финляндию после ее второго поражения в 1944 году.

В день юбилея победы в незнаменитой войне мы должны отдать долг памяти русскому солдату, который преодолел и мощные укрепления, и лютые морозы, и бездарность Ворошилова, и стойкость достойного противника. Мы должны помнить, что и в современной Финляндии на самом высоком уровне поднимается «карельский вопрос», а в России у власти находится немало мерзавцев, готовых (небескорыстно, разумеется) вместе с Курилами и Калининградом отдать и Карельский перешеек. Но память о героях Зимней войны должна мобилизовать нас на защиту Карельского перешейка.

Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу и независимость нашей Родине в советско-финской войне!  

Приведенные в статье Сергея Лебедева данные о потерях Финляндии, комментирует петербургский историк Игорь Пыхалов:

«Первоисточником распространенной цифры финских потерь — 48 243 убитых, 43 тыс. раненых[128]является опубликованный в газете «За рубежом» №48 за 1989 год перевод статьи подполковника генштаба Финляндии Хельге Сеппяля из финского журнала «Мааилма я ме» («Maailma ja me»): «Финляндия потеряла в “зимней войне” более 23 000 человек убитыми, более 43 000 человек ранеными. При бомбёжках, в том числе торговых кораблей, были убиты 25 243 человека»[129]. Суммируя 23 000 и 25 243, ссылающиеся на публикацию в «За рубежом», и получают ту самую цифру в 48 243 убитых.

Увы, в данном случае мы имеем дело с грубой ошибкой переводчика. На самом деле в оригинале статьи Сеппяля сказано следующее: «Suomi menetti talvisodassa yli 23 000 miesta kaatuneina ja yli 43 000 miesta haavoittuneina. Pommituksissa ja kauppalaivastossa mukaan luetut huomioon ottaen kuolleita oli kaikkiaan 25 243»[130].

Что в переводе означает: «Финляндия потеряла в зимней войне свыше 23 000 человек убитыми и свыше 43 000 человек ранеными. Если принять во внимание потери гражданского населения при бомбёжках и потери гражданского флота, то общее число погибших — 25 243». Таким образом, цифра финских потерь в 48 тыс. убитых является следствием недоразумения и должна быть выведена из научного оборота».

128. См. например: Россия и СССР в войнах XX века... С.212.

129. Сеппяля Х. Как проходили сражения // За рубежом. 1989. №48 (1533). С.18.

130. Seppala H. Nain kulki talvisota 30.11.1939–13.3.1940 // Maailma ja me. 1989. №9. S.54.

Виталий Чернов, кандидат исторических наук: Горячие споры о зимней войне

Ответ на статью Сергея Лебедева «Юбилей незнаменитой войны»

Прочитав статью Сергея Лебедева, посвящённую советско-финской войне, не могу удержаться от того, чтобы не охарактеризовать ее тезисы как голословные и противоречащие историческим фактам. В ней повторяются пропагандистские штампы советской эпохи, которые в наши дни выглядят более чем нелепо, а главное – необоснованно. Или это - всего лишь следствие существующей в стране тенденции возврата к старым «добрым» временам?

Впрочем, вернемся собственно к статье. По мнению ее автора, Финляндия до 1917 г. была «вполне независимым государством, связанным с Россией лишь династической унией». Но так ли это было?

Действительно, в 60-70-е гг. XIX века (напомним, что Финляндия была присоединена к Российской империи в 1809 г.) Финляндия получила некоторую автономию – прежде всего, благодаря царю-реформатору Александру-II. Были отменены вывозные пошлины в Россию, разрешено строительство паровых лесопилок, финский банк смог печатать собственные деньги – финские марки, начал работать Сейм, появились политические партии. Конечно, никакой «независимостью» при этом и не пахло – в Гельсинфорксе сидел российский генерал-губернатор, ему подчинялись финские войска, Сейм согласовывал все реформы с императором, самостоятельная внешняя политика, разумеется, исключалась.

Однако пользоваться предоставленными свободами финнам было суждено недолго. После смерти Александра-II начался обратный процесс. В интересах русских капиталистов был ликвидирован договор о беспошлинной торговле с Финляндией, а в 1884 г. создана специальная комиссия, которая разработала программу, предусматривавшую русификацию страны, установление контроля за прессой и политическими процессами. С этой целью почта Финляндии передается в подчинение министерству внутренних дел Российской империи. В 1891 г. было созвано Особое совещание российского правительства, которое выработало проект ликвидации финской автономии. Началась идеологическая подготовка наступления на автономию: появляются книги по истории Финляндии (напр. «Покорение Финляндии» М. М. Бородкина), в которых обосновывается неспособность финнов к самостоятельности. После чего начинается реализация плана – русский язык объявляется обязательным языком для делопроизводства, финские чиновники заменяются на русских, осуществляется структурное слияние российской и финской армии. В начале 1899 г. был опубликован Манифест, который фактически лишал Сейм законодательных полномочий. А в 1901 г. по новому закону о воинской повинности, национальные формирования ликвидировались, а финны должны были служить наравне со всеми в русских войсках. Изымались тиражи неугодных газет, некоторые насильственно закрывались. Все эти преобразования привели к возникновению подпольного антироссийского движения сопротивления. Демонстрации недовольных разгонялись казаками.

Всё это, а также революция 1905-07 гг. в России заставили Николая-II пойти на некоторые незначительные уступки. Тем не менее, правительство Столыпина начало новое наступление на права финнов. Оно закончилось тем, что летом 1910 г. русский царь подписал закон «О порядке издания касающихся Финляндии законов и постановлений общегосударственного значения», который ликвидировал остатки финской автономии. Сейм был разогнан, его председатель Свинхувуд (будущий президент Финляндии а 1931-1937 гг.) отправлен в Сибирь. Вплоть до начала первой мировой войны вектор политики Российской империи в Финляндии остается неизменным. В период 1914-17 гг. российские власти занимают более осторожную позицию в отношении Финляндии, опасаясь перехода ее населения на сторону Германии. В 1916 г. в Финляндии действуют карательные отряды, охотившиеся за теми, кто активно сочувствовал Германии (дело в том, что в это время в Германии был создан финский егерский полк).

Не вдаваясь в более подробное изложение событий, отметим лишь то, что ни о какой полноценной автономии, а уж тем более «независимости» Финляндии до революции 1917 года не может быть и речи. Напротив, политика насильственной русификации Финляндии привела к стойкому недоверию со стороны финнов к русской государственности, что оказало значительное влияние на события, приведшие к Зимней войне.

Далее автор пытается доказать, что Финляндия представляла некую угрозу для Советской России и СССР, так как она «вовсе не была невинной овечкой, на которую напал русский медведь». Стараясь доказать наличие угрозы со стороны Финляндии, автор ссылается на то, что страна представляла из себя военный «гарнизон», чуть ли не единственной отраслью экономики которого было строительство укреплений. Подобные заявления выглядят столь же голословными, как и утверждение о независимости Финляндии в составе Российской империи.

Первое время после обретения независимости в Финляндии шла достаточно тяжелая гражданская война. Существовала реальная угроза захвата власти коммунистами, пользовавшимися поддержкой российских большевиков. «Красная» угроза существовала и после войны. Финляндии предстояло оправиться от всех потрясений, модернизировать экономику и одновременно обезопасить себя как от внутренней угрозы, исходившей со стороны коммунистов, так и от внешней, исходящей от сопредельных стран, таких как Советская Россия и даже Швеция, с которой возник конфликт из-за Аландских островов.

В октябре 1927 был принят закон о выкупе земель и выплате компенсаций землевладельцам. Крестьянам, имевшим земельные наделы, были предоставлены долгосрочные кредиты, организованы кооперативы. Страна вступила в Скандинавский кооперативный союз. Модернизация и структурные преобразования в экономике привели в конце 30-х годов, несмотря на последствия мирового экономического кризиса, к стабилизации и росту уровня жизни. Напомним, что в начале 30-х экономический кризис затронул практически все страны мира, так что на их фоне Финляндия выглядела вполне нормально. Это опровергает заявления о несостоятельности финской экономики в данный период. Тем более непонятно, каким образом Финляндия могла бы быть «страной-гарнизоном», если ее экономика была столь слаба, как это описывает Сергей Лебедев? Ведь содержание армии – дело не дешевое.

И уж вовсе смешным представляется тезис, что трехмиллионная Финляндия могла представлять какую-либо угрозу Советскому Союзу. Один ЛВО в то время насчитывал 20 дивизий, в то время как военная группировка Финляндии даже после мобилизации не достигала 13 дивизий, в разы уступая Красной армии по количеству танков, орудий и самолетов. Не Финляндия угрожала СССР, а напротив, СССР представлял угрозу Финляндии, что и объясняет её высокие затраты на оборону и строительство укреплений в этот период. Так что «гарнизонность» маленькой страны – не ее вина, а ее беда, вынужденная мера для организации хоть какой-то защиты от сталинской империи.

Автор статьи утверждает, что «план ведения войны заключался в том, чтобы измотать советские войска на «линии Маннергейма», а затем, дождавшись помощи от западных союзников, перейти в наступление». Однако для этого требовалось, чтобы СССР напал на Финляндию и начал штурм укреплений. То есть никакой агрессии со стороны Финляндии не планировалось – напротив, она готовилась к обороне, рассчитывая, разумеется, на помощь других стран в кризисной ситуации.

Да и в самом советском руководстве никто не воспринимал Финляндию как страну, которая представляла бы военную опасность. Сталин опасался лишь использования территории Финляндии как военного плацдарма другими великими державами. Однако сталинское руководство само сделало все, чтобы испортить отношения с соседним государством.

Сообщения о массовых репрессиях, насильственной коллективизации и голоде в СССР не могли, разумеется, способствовать доверительным отношениям между двумя странами. Правительство, которое попирает права собственных граждан, вряд ли способно уважать и права других народов. Тем более, что в эти годы предпринимается депортация карелов, которая вызвала ответную реакцию со стороны Финляндии: она официально осудила данную акцию. Было известно и о том, что в Советском Союзе усилилась дискриминация лиц финской и карельской национальностей в политической и культурной жизни. В обстановке сталинского произвола финноязычные издания и школы в Ленинграде и в Карелии закрывались, а все, кто выступал в защиту родного языка, обвинялись в «великофинском национализме» и работе на «финскую и германскую разведки».

Конечно, в Финляндии всегда находились мечтатели, грезившие идеями объединения всех финно-угорских народов, однако для этого у Финляндии никогда не было ни средств, ни возможностей. Надо ли упоминать о том, сколько существовало в России планов объединения всех славянских народов в единую империю, что неоднократно и пытались cделать русские цари? А если вспомнить про планы большевиков «железной рукой загнать человечество к счастью»? Да и даже современной Финляндии не потянуть восстановление и тех территорий, что были присоединены к СССР после войны. Просто потому, что вновь обретенные территории потребуют до 10 биллионов долл. на их восстановление

Не Финляндия готовилась к агрессии, а Советский Союз, который начал подготовку к войне с соседним государством уже в 1936 году, когда вышло постановление СНК о переселении населения с карельского перешейка для строительства там военных объектов.

Все эти действия советской власти способствовали лишь нагнетанию обстановки, но никак не потеплению отношений. Сталин изначально исходил с позиции силы, не желая добиваться расположения Финляндии на равноправной основе, без нарушения ее суверенитета и нейтралитета.

Автор оппонируемой статьи признается, что после начала второй мировой войны СССР воспользовался моментом для нападении на Финляндию. Однако он тут же оговаривается, что войны «хотели обе стороны». Это утверждение противоречит его же заявлениям о том, что Финляндия собиралась напасть на СССР при помощи западных союзников. Дело в том, что после начала второй мировой войны помощь Англии и Франции исключалась, поскольку они заняли выжидательную позицию, а между Германией и СССР был заключен пакт Молотова-Риббентропа, развязывавший Сталину руки. Нелепо утверждать, что Финляндия хотела войны с Советским Союзом, не имея за спиной никакой поддержки. Она могла рассчитывать только на скандинавскую солидарность в случае нападения СССР, но и этот расчёт не оправдался. А вот что касается советской стороны, то она действительно взяла твердый курс на развязывание вооруженного конфликта. В СССР развернулась грязная антифинская пропаганда в прессе, не оставлявшая никакой альтернативы военному столкновению.

Далее автор пытается приукрасить эффективность советского управления войсками. Однако, имея почти двойное превосходство в пехоте, тройное в танках и артиллерии и абсолютное в авиации, Красная армия потеряла втрое больше людей, чем финская, что показало ее низкую боеспособность и подготовленность. Кроме того, почти 50 % потерь авиации приходится на небоевые потери. Ясно, что с военной точки зрения СССР вел войну неэффективно, делая ставку на количественное превосходство. Впрочем, автор сам признает нерадивость высшего командного состава РККА, вступая в противоречие со своими же утверждениями.

«В плену оказались 5 567 красноармейцев, в большинстве своем обмороженных, и 806 финнов», - продолжает он. Однако забывает рассказать о дальнейшей судьбе советских пленных, которые по возвращении на Родину были объявлены предателями и репрессированы.

Так о чем же стоит вспомнить в юбилей той войны? В очередной раз воспеть Сталина и империю, подтасовывая под них исторические факты? Но так мы будем вечно топтаться на одном месте, как тот пес, что возвращается на свою блевотину. Или лучше все же попытаться извлечь хоть какие-то уроки из истории?

Вадим Штепа: «Ньет, Молотофф!»

Полемика с Сергеем Лебедевым

Так уж вышло, что всякая годовщина советского нападения на Филяндии будоражит общественное сознание, порождая новые вопросы и побуждаея искать новые ответы…

Однако позиция автора выглядит далекой от этих поисков. Статья в целом является пересказом официальной советской пропаганды брежневских лет, с патетическим финалом «Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу и независимость нашей Родины в советско-финской войне!» Такое впечатление, что автор всерьез верит, будто маленькая Финляндия планировала завоевать СССР. Будто эту войну развязала «фашистская» маннергеймовская клика, а советскому «прогрессивному человечеству» пришлось героически обороняться посредством вторжения в чужую страну. Логика чисто оруэлловская…

Лебедев называет довоенную Финляндию «очень милитаризированным государством». Хотя практически вся эта «милитаризация» сводилась к строительству знаменитой «линии Маннергейма» на Карельском перешейке. С точки зрения автора, возводить оборонительные укрепления на границе с миролюбивым восточным соседом – это неслыханная агрессивность! Далее Лебедев пускается в конспирологию и заявляет: «План ведения войны заключался в том, чтобы измотать советские войска на «линии Маннергейма», а затем, дождавшись помощи от западных союзников, перейти в наступление».

Где автор взял такой забористый план, неизвестно... Однако исторический факт состоит в том, что никаких «западных союзников» на момент начала войны у Финляндии просто не было. Точнее, с августа 1939 года сам СССР был союзником Германии. А Англия и Франция, хоть и находились с сентября в состоянии войны с Третьим рейхом, не оказали никакой иной помощи финнам, кроме символично-дипломатического исключения СССР из «Лиги наций». Только в 1940 году, убедившись в безразличии «западных союзников», Маннергейм пошел на сближение с Гитлером (впрочем, в то самое время в Берлин ездил и Молотов)…

Особенно забавно звучат упреки автора тогдашним, глобально почти изолированным финнам в «территориальных претензиях» к СССР. Тут уж, как говорится, чья бы мычала… Перечисляя «экспансионистские» произведения финских писателей XIX века, Лебедев «патриотически» умалчивает, в какой стране накануне Второй мировой войны «классикой» считалось воспевание глобального «освободительного похода»: «Но мы еще дойдем до Ганга, но мы еще умрем в боях, чтоб от Японии до Англии сияла Родина моя». (Павел Коган)

Эту войну за насаждение «мирового коммунизма» Лебедев ничтоже сумняшеся путает с войной за «русские интересы», хотя русские были в ней лишь пушечным мясом. После Зимней войны, когда финны были вынуждены оставить Карельский перешеек,

практически все его коренное русское население добровольно ушло вслед за ними, не желая присоединяться к «союзу республик свободных» – и это нагляднейшее опровержение того, что будто бы Красная армия защищала «русские интересы». Наиболее известный факт – эвакуация в Финляндию Валаамского монастыря, насельники которого были наслышаны об отношении к религии в СССР. (Это только годом позже, после немецкого нападения, нацисты и сталинцы принялись конкурировать в заигрывании с церковью.)

Осенью этого года в Карелии вышел русский перевод книги историка Юкки Куломаа «Финская оккупация Петрозаводска», посвященной периоду 1941-44 годов, когда в ходе «войны-продолжения» (как ее называют в Финляндии) практически вся восточная Карелия была занята финской армией. Это весьма подробное и выдержанное исследование, свободное как от советских (это понятно), так и от «реваншистских» идеологических стереотипов. Хотя даже эта непредвзятость для российского читателя, перекормленного «победной» пропагандой, может выглядеть вызывающе. Куломаа не оправдывает финскую оккупацию, но лишь восстанавливает множество прежде замалчиваемых у нас фактов, по сравнению с которыми довоенный краснокомиссарский режим отнюдь не выглядит «утраченной свободой»…

Главнокомандующий Финской армией маршал Карл Густав Маннергейм еще в конце 1930-х годов, наблюдая нарастание предвоенных настроений в Европе, склонялся к нейтралитету – по примеру соседней Швеции. Если бы эта историческая возможность реализовалась, не было бы никакой «блокады Ленинграда» – хотя и в реальности финские войска в 1941-44 гг. остановились на старой границе на Карельском перешейке. Маннергейм, который сам был российским офицером, участником Русско-Японской и Первой мировой войн, и говорил по-русски даже лучше, чем по-фински, вовсе не стремился воевать с Россией – хотя, конечно, не мог быть союзником коммунистического Кремля. Воевать его вынудили сами кремляне, напав в 1939-м на его родину. Именно Зимняя война, отторгнувшая от Финляндии значительные территории, положила конец проекту нейтралитета и разожгла в финском обществе понятную ненависть к восточному агрессору. Она и вылилась затем в «войну-продолжение»…

В немереном количестве писаний советских историков (да и нынешних – оставшихся вполне советскими) финская оккупация Петрозаводска и восточной Карелии описывается как сплошной концлагерный ужас вроде Бухенвальда (до газовых камер разве что не договорились). Хотя в этих переселенческих (по реальному названию тех лет) лагерях содержались лишь коммунисты и переселенное ими в эти края некоренное население. Эти лагеря создавались с целью депортации их обитателей из Карелии «в благоприятных исторических условиях». Разумеется, с современных либеральных позиций это выглядит вопиющим расизмом. Однако любую историческую ситуацию необходимо расценивать критериями своего времени. Во Второй мировой войне подобная изоляция потенциальных противников практиковалась по обе стороны фронта – достаточно вспомнить ликвидацию Республики немцев Поволжья или интернирование всех японских граждан США. Но это «расизмом» почему-то не называется…

В устах прославляющих СССР историков упреки финнам в организации этих лагерей выглядят вообще запредельным цинизмом. В довоенное время в советских концлагерях на территории Карелии (один Беломорканал чего стоит) погибли сотни тысяч заключенных. Причем в основном русских – но о русских советские пропагандисты вспомнили лишь с началом войны… А за все время оккупации, по статистике, которую приводит Куломаа, в финских переселенческих лагерях умерло около 3 тысяч человек. Конечно, трудно сравнивать разные виды лагерного бытия, но, к примеру, узники петрозаводских переселенческих лагерей содержались не в барачных камерах, а в комнатах обычных городских домов и даже могли принимать гостей из свободного населения города, где, кстати, также оставалось немало русских. Но при советском «освобождении» все эти «пособники оккупантов» в свою очередь потеряли свободу. Однако для коммунистических историков все «наше» лучше – даже тюрьма…

Когда же в 1941 году эти «наши» оставляли Петрозаводск, они уничтожили в городе все, что только могли – заводы, фабрики, электростанции, мосты, многие исторические здания и т.д. – а в послевоенной пропаганде свалили все это на «проклятых оккупантов». Труд множества узников переселенческих лагерей фактически сводился к приведению города в пригодный для жизни вид… Есть также упорно циркулирующая среди местных краеведов версия, что бежавшие комиссары и политруки, хотя и были атеистами, планировали сжечь и Кижи, «чтобы не оставить врагу». И хотя документов на этот счет не осталось или они до сих пор засекречены (видимо от ЮНЕСКО), в пользу этой версии есть косвенные доказательства, очень наглядно показывающие отношение «советской культуры» к древнерусским памятникам. Во время войны финны вывезли кижские иконы в Финляндию, дабы обеспечить их сохранность, но в 1944 году, по условиям мирного договора, все пунктуально вернули. Однако, как сообщает официальный сайт Кижей, «к сожалению, иконы «неба», снятые финнами одновременно с иконами иконостаса Преображенской церкви, но не вывезенные из Петрозаводска в Финляндию, были уничтожены: «завхоз Дома культуры зимой 1944/1945 года истопил на дрова росписи купола Кижей».

Советские «русофилы» также любят клеймить оккупационный период за политику насильственной «финнизации» Карелии. Мол, оккупанты переименовали Петрозаводск в Яанислинну (Онежскую крепость), и повсюду насаждали финскую культуру и топонимику. Однако парадокс состоит в том, что финским словом «Яанислинна» вполне мог бы называться и современный Петрозаводск! Достаточно указать, что два главных кинотеатра города именуются «Калевала» и «Сампо», улица Антикайнена, набережная Гюллинга, памятник Куусинену… Кстати, эти финские коммунисты (их можно бы назвать «краснофиннами» – по аналогии с советским ругательством «белофинны») были куда большими «панфиннистами», чем космополит Маннергейм! Довоенная Карелия рассматривалась ими лишь как плацдарм для «мировой революции» на Севере, отсюда они планировали двинуться советизировать и финнизировать всю Скандинавию… Но Маннергейм им помешал – еще один исторический парадокс…

Антирусской была не финская оккупация, но «ленинская национальная политика», которая практически стерла или загнала в маргинальную диалектность коренную севернорусскую культуру нашей земли, которая была в свое время полноценной и самоуправляемой частью Новгородской республики. Много ли вы знаете о заонежских и пудожских былинах, помните ли, что пронзительный мистический поэт Микола Клюев родом из олонецких краев? В современной Карелии этот мощный и самобытный культурный пласт фактически выкорчеван – и не «оккупантами», но «освободителями»... Не посчастливилось и собственно этническим карелам, попавшим между Сциллой и Харибдой: сначала для них изобретали письменность на основе кириллицы, затем на основе латиницы, чем только окончательно их запутали, а нынешнее карельское радио в качестве «национального языка» использует только финский…

Решение этой сложной этноисторической проблемы может быть найдено лишь на межрегиональном, но не на межгосударственном уровне. Этому и был посвящен убитый нынешней «вертикалью» проект Еврорегиона Карелия, предусматривавший налаживание прямых связей между карельскими и финскими регионами, на основе местного самоуправления, а не через столичных чиновников обеих стран. Местное население по обе стороны границы гораздо лучше понимает друг друга, чем российские «имперцы» и финские «реваншисты». Напротив, здесь наблюдается своего рода обратная зависимость – кремлевская власть своими изоляционистскими, совершенно советскими решениями о расширении «погранзоны» только подхлестывает «реваншистские» настроения на той стороне…

Эти деятели, похоже, совсем не понимают, что живут уже в XXI веке, когда прежние государственные границы все более уступают место процессам глокализации. Они не способны ни к какому новому историческому творчеству – но навсегда погрязли в войнах прошлого века… У меня же, к примеру, никогда не возникает споров на эту тему с финскими друзьями (хотя мои деды воевали здесь против их дедов). Просто мы думаем о проектах будущего. Впрочем, иногда переслушиваем первый военный рок-н-ролл…

Игорь Пыхалов: Чухонские страдания

Представители «маленьких, но гордых народов», входивших в состав Российского государства, обожают рассказывать душещипательные истории о том, как они стонали, невыносимо страдая под гнётом жестоких угнетателей. В этом им охотно помогают доморощенные российские либералы. Ещё бы! Ведь согласно одному из незыблемых постулатов либеральной пропаганды, царская Россия являлась колониальной империей, «тюрьмой народов».

В этом русле написана и статья Виталия Чернова «Горячие споры о зимней войне», автор которой старательно повторяет финские пропагандистские штампы.

Ложь и передёргивания начинаются буквально с самого начала. Например, господин Чернов утверждает, что лишь «в 60–70-е гг. XIX века (напомним, что Финляндия была присоединена к Российской Империи в 1809 г.) Финляндия получила некоторую автономию». Но при этом ненавязчиво умалчивает, что сразу же после присоединения Финляндии к России эта бывшая провинция Швеции, никогда не имевшая ни автономии, ни, тем более, собственной конституции, была преобразована в Великое княжество Финляндское

Вновь созданное государственное образование имело своё законодательство, базировавшееся на шведском законодательстве, свой орган управления — сенат, члены которого назначались из финляндских граждан, свои вооружённые формирования. Государственным языком Великого княжества стал шведский. С 1863 года в качестве второго государственного языка вводится финский. Русский же язык, то есть государственный язык той самой Империи, составной частью которой являлась Финляндия, не имел в Великом княжестве никаких прав. С 1863 по 1872 год даже было отменено его обязательное преподавание в местных школах.

Мало того, 11(23) декабря 1811 года Александр I, говоря словами известного историка Е.В.Тарле, «совершил преступление, за которое заплатили кровью наши красноармейцы» — издал манифест о передаче в состав Великого княжества Выборгской губернии, освобождённой от власти шведов ещё Петром I. При Александре II следует новая порция вольностей и поблажек. Манифестом от 23 марта (4 апреля) 1860 года в Финляндии была введена собственная денежная единица — марка. В 1877 году в оборот были введены золотые монеты в 10 и 20 марок.

Вообще, если анализировать отношения Великого княжества с Российской Империей, создаётся впечатление, что именно Финляндия являлась метрополией, а Россия — всего лишь её бесправной колонией. Финляндский дворянин автоматически имел все права русского дворянина. Он мог стать чиновником или поступить на службу в русскую армию, сделав там блестящую карьеру, подобно будущему маршалу Маннергейму. Напротив, приехавший в Финляндию русский дворянин не имел права поступить ни на государственную службу, ни в финские войска.

Гражданин Великого княжества пользовался всеми правами гражданина Империи. Он мог свободно переехать на жительство в любую точку России. В свою очередь, гражданин России для переезда в Финляндию должен был приобрести финляндское гражданство. Дипломы Гельсингфорского университета и других учебных заведений Финляндии безоговорочно признавались на территории России, их обладатели могли работать преподавателями, врачами и т.п., в то время как дипломы российских учебных заведений в Финляндии не признавались.

Столь же ненавязчиво передёргивает господин Чернов и тогда, когда говорит о «наступлении на автономию» Финляндии в 1890-е годы. Перевод делопроизводства на русский язык коснулся лишь финляндского Сената, большинство членов которого составляли генералы русской службы из числа местных уроженцев, прекрасно говорившие по-русски. Интересы рядовых жителей Финляндии эта мера нисколько не ущемляла. Делопроизводство местных органов власти по-прежнему велось на финском и шведском языках. Мало того: чиновники в Гельсингфорсе по-прежнему были обязаны принимать и давать установленный ход прошениям частных лиц, написанным на шведском или финском языке, а также, по ходатайству просителей, выдавать им соответствующие переводы своих решений.

Перечисляя разнообразные (в основном вымышленные) гонения, которым подвергались несчастные финны, господин Чернов «забывает», что про кровавые акции финских террористов. В 1904–1905 годах местными националистами были убиты финляндский генерал-губернатор Н.И.Бобриков, прокурор Ионсон, жандармский подполковник Крамаренко, ранены выборгский губернатор Н.А.Мясоедов, помощник генерал-губернатора В.Ф.Дейтрих, совершены покушения на тавастгуского губернатора А.А.Папкова, а также на ряд полицейских и жандармских чинов.

После этого Николай II пошёл на «незначительные уступки». Например, 7(20) июля 1906 года император утвердил новый Сеймовый устав. В соответствии с ним формируемый по сословному признаку четырёхпалатный сейм был заменён однопалатным сеймом, состоявшим из 200 депутатов и избираемым на основе всеобщего избирательного права сроком на три года. Право голоса получили все граждане Великого Княжества, достигшие 24 лет, включая женщин, что по тем временам было неслыханным даже по меркам демократического Запада.

Ах да, по словам Виталия Чернова, финляндский сейм вскоре был «разогнан». Конечно, при очень большом желании проведённый в полном соответствии с законодательством досрочный роспуск Сейма и проведение новых выборов можно назвать «разгоном». Однако если не заниматься дешёвой демагогией, то это нормальная парламентская процедура. Президенты Франции например, тоже не раз проделывали такое и ничего, поскольку новые выборы происходили в положенный срок. Как и в Финляндии, где с 1907 по 1916 годы Сейм выбирался семь раз.

Далее, господин Чернов отрицает, что Финляндия представляла угрозу для СССР, ссылаясь на слабость ее экономики и армии. Одновременно он возводит советскую угрозу Финляндии к первым годам независимости, когда в стране Суоми шла гражданская война и «существовала реальная угроза захвата власти коммунистами, пользовавшимися поддержкой российских большевиков». Уже последнее утверждение, мягко говоря, лукаво.

В отличие от «красного» большевистского переворота, в Хельсинки 15 января 1918 года захватила власть «розовая» Социал-Демократическая партия Финляндии. Переворот поддержали 89 из 92 избранных по списку СДПФ депутатов сейма, причем будущих коммунистов типа Отто Куусинена среди них было немного. Вели себя эсдеки весьма умеренно, экспроприацией фабрик и земель почти не занимались, и присоединяться к советской России не собирались. Поэтому и большевики на первом этапе их не поддержали, а лично товарищ Ленин, беседуя с бургомистром Стокгольма Линдхагеном, обозвал финских эсдеков предателями революции.

И тут на сцену выступил генерал Маннергейм, заявивший 23 февраля, что «не вложит меч в ножны, пока не будет освобождена от большевиков Восточная Карелия». Еще через две недели будущий президент издал приказ о занятии территории по линии Кольский полуостров — Белое море — Онежское озеро — река Свирь — Ладожское озеро. Ожидалось, что оккупации посодействует германский кайзер Вильгельм II, чей племянник принц Фридрих Гессенский, был провозглашен финским королем.

С запозданием поняв, с кем имеют дело, большевики стали поставлять «предателям революции» оружие, но помощь безнадежно запоздала. Уже к маю Маннергейм с помощью 15-тысячного германского экспедиционного корпуса фон дер Гольца разгромил эсдеков наголову. Уцелевшие коммунистические элементы ушли в Советскую Россию, а прочие либо перешли на сторону победителей, либо эмигрировали в Европу и США. Часть «розовых» финнов ушли в оккупированный англичанами Мурманск и впоследствии помогли британскому десанту отразить наступление маннергеймовцев на Печенгу.

Одновременно с наступлением в Заполярье, белофинны начали «освобождать» Восточную Карелию. Планировали они занять и Петроград, подлежащий согласно идеям Маннергейма в марионеточную относительно Финляндии республику типа Данцига, но резкая нота Берлина, сорвала этот грандиозный проект. Зато на других участках границы атаки финнов продолжались. К январю 1919 года они заняли Порос-озерскую и Ребольскую волости, а к концу апреля вышли на ближние подступы к Петрозаводску. Начавшееся контрнаступление Красной армии, завершилось разгромом финнов под Видлицей и Тулоксой, но поражение не охладило их воинственный пыл.

После капитуляции проигравшей Первую мировую войну Германии, правители Хельсинки пытались заручиться помощью Антанты. Разместившийся в финских портах, британский флот в течении полугода атаковывал форты Кронштадта, но не добившись успеха уплыл восвояси. Сформированные под контролем Хельсинки «Олонецкое правительство», «Временное правительство Архангельской Карелии» и «правительство Порос-озерской волости» (понятно с кого брал пример Сталин, создавая просоветское правительство Куусинена?) так и остались без подданных. После долгих переговоров РСФСР и Финляндия подписали 14 октября 1920 году мирный договор в Тарту, но оставив за собой Выборг и Печенгу финны не собирались его соблюдать. Уже в декабре следующего года, они снова вторглись в Карелию, захватили Ухту и Кестеньгу и лишь в феврале 1922-го были разгромлены.

Вот такой маленький миролюбивый сосед завелся у нас на северных границах рядом с Петроградом и Кронштадтом! Причем соседушка, не образумившийся после поражений, а мечтающий о реванше. В 1930 году финский генштаб разработал специальный план взаимодействия вооруженных сил Финляндии и Эстонии в грядущей войне против СССР. Помимо прочего план предусматривал организацию «мощного наступления из Финляндии на Ленинград и базу Балтийского флота». Опыт взаимодействия Хельсинки с Берлином в 1918 году, и с Лондоном год спустя, не оставлял сомнений: финны сделают все, чтобы в этом «мощном наступлении» приняли участие не только эстонцы.

Несомненно, Сталин, помнил об атаках Кронштадта, базировавшимися под Териоками британскими торпедными катерами это помнил, и едва на горизонте появился призрак новой мировой войны, стал предпринимать контрмеры. Характерно, что их одобрил даже убежденный либерал – бывший лидер Конституционно-Демократической партии и министр иностранных дел Временного правительства Павел Милюков. Комментируя начало советско-финской войны, Милюков писал: «Мне жаль финнов, но я за Выборгскую губернию», и даже сам Маннергейм признавал необходимость уступки СССР части территорий, но воинственные настроения возобладали.

Преобладали, они и в 1941 году, когда финны вопреки распространенной легенде отнюдь не ограничивались достижением границы 1939 года. Напротив, они заняли большую часть Карелии, включая Петрозаводск, пытались прорваться к Ленинграду через Карельский укрепленный район и заняли там ряд пограничных населенных пунктов, включая станцию Новый Белоостров. Будущий президент Финляндии Юхо Паасикиви даже подготовил торжественную речь о взятии Ленинграда, и не его вина, что она так и не была произнесена.

Да и сейчас реваншистов в Финляндии хватает. Сразу же после распада СССР в Хельсинки начали строить наполеоновские планы, причем занимаются этим отнюдь не маргиналы. Среди сторонников возврата границ бывший спикер Сейма Рийта Уосукайнен, бывший министр иностранных дел Перти Салолайнен и другие видные политики. Согласно социологическим опросам с каждым их поддерживает все большее количества соотечественников, причем среди молодежи доля реваншистов приближается к 50%. Именно на них возлагает надежды господин Салолайнен предсказывающий развал России к 2022 году, с последующей приватизацией соседями ее обломков.