- Здравствуйте, Антонина. Расскажите, что случилось?

- Произошел несчастный случай. 26 февраля Алиса выбежала на лестничную площадку и упала в лестничный пролет с третьего этажа. С этого все началось, и продолжается по сей день.

- Расскажите об обстоятельствах этого события.

- Я не могу их обсуждать, потому что мною дана подписка о неразглашении материалов дела.

- После происшествия Вас отвезли в больницу?

- Да, нас с Алисой отвезли в больницу. Я несколько раз вызывала скорую помощь, мы очень долго ждали, казалось, что целую вечность. Наконец, нас привезли, осмотрели, сказали, что все относительно хорошо. Потом Алису перевели в отделение нейрохирургии, где мы провели трое суток. Все это время мы с Алисой были неразлучны, спали вместе на детской кроватке, скукожившись, потому что других в отделении не нашлось. Затем Алису выписали домой. Врачи оценили ее повреждения как средне тяжелые.

- Когда начались какие-либо действия со стороны властей?

- В тот же день в больницу приехал оперативный сотрудник и взял у меня показания. Я была состоянии шока и мало что помню об этом: ребенок лежит в таком состоянии, а какой-то человек задает какие-то вопросы.

- Вы раньше привлекались к ответственности за какие-либо правонарушения?

- Нет, никогда.

- Вы страдаете нервными заболеваниями?

- Нет, не страдала.

- Состоите на учете в наркодиспансере?

- Нет, не состою и никаких дурных привычек не имею. И вообще, я была примерным гражданином до тех пор, пока на меня не завели дело.

- Откуда взялся мотив обвинения о том, что ребенок мешал Вашей личной жизни?

- Представления не имею. Для меня стало полной неожиданностью, что у меня, оказывается, есть какие-то проблемы в личной жизни. О том, что ребенок мне сильно мешал, я услышала впервые в жизни только от следователя.

- А чем Вы занимались, как жили до того, как начались эти события?

- Мы с Алисой жили в Москве вместе с моим гражданским мужем Кириллом. Личная жизнь у нас была замечательная.

- Как долго Вы уже там жили?

- Мы переехали в Москву в октябре прошлого года, до этого мы бывали там наездами: то мы приезжали к Кириллу, то Кирилл приезжал к нам.

- Вы знакомы уже долго?

- Да, мы познакомились с Кириллом года три-четыре назад. Начали совместную жизнь после того, как я развелась с предыдущим мужем, в мае 2005 года.

- У Вас уже были совместные планы?

- Были планы на жизнь – жить долго и счастливо, съездить на море в отпуск. Дочку отдать в садик, в танцевальный кружок. Мне – поступить учиться в МГУ.

- Вы даже присмотрели садик?

- Пока нет, потому что я считаю, что еще рановато для садика. Я думаю, что ребенку в таком возрасте лучше с матерью, чем с чужими людьми, поэтому воспитывала Алису сама. Думаю, что поэтому она у меня никогда и не болела до этого страшного падения. Она совершенно здоровая девочка: никаких обычных заболеваний, которые ходят волнами по детскому садику, она не подхватывала. Я ей занималась сама и намеревалась продолжать заниматься по крайней мере до осени. Осенью, когда бы ей исполнилось больше трех лет, ее можно было бы отдать в садик.

- Расскажите о времени от выхода из больницы до ареста. Когда Вы стали понимать, что тучи сгущаются?

- Это я стала понимать 15 марта, когда пришел оперативный сотрудник и сообщил, что меня вызывают на допрос к следователю по поводу того, что ведется проверка о покушении на убийство. Для меня это стало полной неожиданностью, я тут же пришла в ужас, начала плакать. 19 марта был мой первый допрос еще как свидетеля по делу. Прошел месяц, все было хорошо, дочка была здорова, у нас все налаживалось, мы планировали вернуться обратно в Москву. А потом был арест.- Он стал для Вас неожиданностью?

- Полной неожиданностью.

- Следователь не предупреждал о такой угрозе?

- Следователь не предупреждал, а, скажем, упоминал о такой возможности. Друзья-юристы говорили мне, что такой вариант развития событий возможен, но я, конечно, в это не верила. За что сажать невинного человека? - У меня в голове это не укладывалось. И когда на допросе мне сказали: сейчас мы вас задерживаем и направляем в следственный изолятор, для меня это стало полным шоком.

- Задержание произошло на допросе?

- Да, я была на допросе уже как обвиняемая по делу. В тот же день состоялся суд, на котором рассматривалось, применять ли ко мне меру пресечения – арест. Суд дал добро на арест, и я поехала в тюрьму.

- Но сейчас это решение признано незаконным?

- Да, но 18 дней я отсидела.

- Если Ваша история закончится благополучно, Вы будете подавать иск о защите чести и достоинства на основании того, что Вас незаконно задержали?

- Да, я думала об этом, после консультации с юристами я приму решение. Тюрьма – не то, что следует прощать. Это было очень тяжело. Моему здоровью, и физическому, и моральному был нанесен тяжелый урон, не говоря уже о том, что я столько времени не видела дочь. Для меня это намного серьезней всего остального. И еще неизвестно, когда я смогу нормально с ней видеться и общаться. Поэтому, да, скорее всего, я буду подавать в суд.

- А Вы можете рассказать о времени, проведенном в тюрьме?В каких условиях Вас содержали, как с Вами обращались?

- Вы знаете, в таких условиях людей держать нельзя. Условия совершенно нечеловеческие. И эта цифра – 18 дней, которую я понимаю умом, но никак не могу принять, потому что мне кажется, что прошло гораздо больше времени. Там время растягивается до бесконечности. Казалось, что это было невероятно долго. И ограниченная свобода, свобода передвижения, свобода общения, свобода всего на свете – это очень тяжело.

- Вас держали в общей камере или в одиночной?

- В общей шестиместной камере. Поначалу нас было двое, потом стало пятеро. В общем-то, можно даже сказать, что мне повезло, потому что, как я теперь знаю, бывает значительно хуже, особенно учитывая, что у меня очень тяжелая статья. С такими статьями в тюрьмах или на зонах людям приходится очень тяжело, независимо от того, виновен человек или невиновен, это никого уже не интересует. Людям, которые попадают на зону за какие-то действия, совершенные с детьми, приходится очень плохо. И тот факт, что мне было не так плохо, как могло бы, я считаю большим везением. Меня не били, не оскорбляли, хотя могло быть и так: ведь считается, что я пыталась убить своего ребенка.

- Ваши близкие могли видеться с Вами в это время?

- Потенциально да, но я никого не видела. Насколько я знаю, следователь не дал разрешения.

- Вы считаете, что во время следствия на Вас оказывалось какое-то давление?

- Да, считаю.

- В чем это выражалось?

- В угрозах. Да и вообще вся эта ситуация сама является сплошным давлением. И когда следователь мне говорит: вы же понимаете, в вашей виновности все убеждены, вина доказана, вы точно будете сидеть, у вас тяжелая статья, она расстрельная, пойдете на пожизненное заключение. И когда это говорится ровным, обычным голосом, просто ставя меня в известность, это приводит в ужас. Думаю, любого бы привело.

- А как Ваши близкие, знакомые, соседи отреагировали на эту ситуацию?

- Поначалу никто не верил, что такое возможно. Все говорили, что это бред, фарс, дикость, что все это скоро закончится, такого не может быть, это невероятно... А когда я оказалась в СИЗО, пришлось поверить, что это не фарс.

- Для кого-нибудь из Ваших знакомых это стало преградой для общения, поводом к охлаждению отношений?

- Ни в коем случае. Наоборот, подключились люди, с которыми я давно не общалась или которых я даже не знала никогда.

- Какую роль в этой истории играет отец Алисы?

- Он проходит свидетелем по делу. Как он смотрит на эту ситуацию, я не знаю, потому что у нас не было возможности разговаривать об этом. Но он занимался моей дочерью, пока я не имела возможности это делать.

- Он не сомневается в Вашей невиновности?

- Конечно, нет.

- Насколько я знаю, позиция новгородских СМИ достаточно критическая по отношению к Вам.

- Я точно не знаю позицию новгородских СМИ, потому что до сих пор не знаю подробностей всей этой медиа-кампании. Близкие люди ограждали меня от этого, поскольку это тоже достаточно тяжелое испытание.

- Тоня, личный вопрос: сколько Вы сейчас весите?

- Когда я поступила в изолятор, меня взвешивали в одежде, было 40 кг. Это уже после всех нервов, связанных с самим следствием. Еще изолятор. Когда я выходила, весила 36 кг.

- Вы сказали, что у Вас сейчас проблемы со здоровьем.

- Тюрьма не санаторий, там довольно холодно и сыро, еще погода была плохая, я простудилась. Сейчас у меня отит, простуда, появились головные и сердечные боли. Раньше у меня сердце не болело. Нарушения сна. В общем, ничего хорошего со здоровьем у меня сейчас нет. Но я лечусь, Кирилл скупил пол-аптеки, все необходимое у меня сейчас есть, и даже больше.

- Вы знаете о том, какую известность Ваша история получила в Сети?

- Конечно, я знаю, хотя, наверное, тоже не в полном объеме. Я узнала об этом в изоляторе, когда начали приходить письма, подписанные никами жж-юзеров. Тогда я узнала, что мою историю обсуждают в блогах.

- Было много писем?

- Было очень много писем, телеграмм, телексов. К сожалению, телексы мне на руки не дали, дали только ознакомиться. Письма, телеграммы все при мне, но, к сожалению, многие люди не подписывались, и я даже не знаю точно, кто их писал. Но их было невероятно много, мне приносили в день по пачке писем, это было единственное, что меня там поддерживало, помогло сохранить нормальное состояние.

- Как здоровье Алисы сейчас, где она живет?

- Сейчас Алиса живет у бабушки. Со здоровьем у нее все хорошо, она не болеет, единственное, очень скучает. Я говорила с ней по телефону, говорила с моей бабушкой, она мне рассказывала о ней. Ребенок стоит у окна и каждый раз, завидев худенькую девушку, кричит: Это мама, это мама идет! Это тоже очень тяжело. Но главное, что со здоровьем у нее все в порядке, а остальное мы сможем возместить, когда все закончится.

- Вы рассчитываете, что дело закончится благополучно?

- Конечно. Я рассчитываю, что все это прекратится в ближайшее время. В том, что все закончится хорошо, я даже не сомневаюсь. Я не могу себе позволить такую роскошь, как сомнение. Я только надеюсь, что все это закончится быстро, и как можно скорее мы окажемся дома, все вместе, в Москве, с дочкой и мужем.

- Чем Вы тогда собираетесь заняться?

- Для начала, я думаю, мы с Алисой обратимся за помощью к психологу, а потом съездим на отдых.

- Алиса знает, что с Вами произошло?

- Алисе нет еще трех лет, она мало что понимает в этой истории. Единственное, что она знает, что мамы нет рядом. Она писала мне письма в тюрьму. Она не знала, куда их пишет, просто рисовала какие-то закорючки, я ей рисовала в ответ зайцев. Некоторые из моих тюремных писем приходят к ней до сих пор.